Дневник войны со свиньями

— Верите ли, — сказал доктор, печально покачав головой, — психиатрическое отделение не справляется с наплывом молодых. Все являются с одной и той же проблемой: у них боязнь притронуться к старикам. Настоящее отвращение.

— Отвращение? По-моему, это естественно.

— Даже не подают руки, вы представляете? И еще новый неоспоримый симптом: молодые идентифицируют себя со стариками. В ходе этой войны они поняли глубоко и болезненно, что каждый старик — это будущее кого-то молодого. Возможно, их самих! Еще один любопытный факт: у молодых неизменно развивается следующее фантастическое представление: убить старика — все равно что совершить самоубийство.

— А не связано ли это скорее с тем. что жалкий, безобразный вид жертвы делает преступление неприятным?

— Всякий нормальный ребенок, — с некоторым ликованием объяснил доктор, — в какой-то момент своего развития становится потрошителем кошек. Я тоже этим занимался! Потом мы эти игры выбрасываем из памяти, мы их удаляем, извергаем. Вот и нынешняя война пройдет, не оставив следа.

Они вошли в небольшую комнатку. Видаль сказал себе: «Чтобы не раздражать это чучело, я заставляю Нелиду ждать меня и тревожиться!» Он клеветал на себя: он оставался здесь не из боязни кого-то рассердить, а ради возможности быть полезным своему другу Аревало. А может, на самом деле он пришел сюда из-за настояний Рея и теперь дает свою кровь лишь в угоду врачу? Да, для всего можно найти уйму объяснений, как доказывала докторша Исидорито.

— А потом я могу уйти, доктор?

— Вне всякого сомнения. После небольшого отдыха. Вы мне тут несколько минут отдохнете с полным удобством, на кушетке. Кто нас торопит?

— Меня ждут, доктор.

— Поздравляю вас. Не все могут сказать такое.

— Несколько минут, доктор? Сколько?

— Женщины и дети не сдерживают своего нетерпения, но мы, мужчины, научились ждать. Хотя нас абсолютно ничего не ждет, мы ждем.

— Потрясающая мысль! — заметил Видаль.

— Вот и прекрасно, — сказал врач. — Просто укольчик. Ну-ка, вы мне не двигайте ручкой. Дома вы мне выпьете чашку кофе с молоком да стаканчик фруктового сока и будете как новенький. Надо возместить потерю жидкости.

«Несомненно, Нелида уже у себя на улице Гватемала. А если она все же не вернулась?» — подумал Видаль, но отверг эту мысль, она была ему нестерпима.

— Готово? — спросил Видаль.

— Теперь вы закройте глаза и отдыхайте мне, пока я вас не подниму, — ответил Каделаго.

Почему бы не послать к черту этого субъекта и не уйти сразу? Видаль был утомлен, немного даже пал духом и не решился отказываться от предоставлявшихся ему отсрочек — одна за другой, каждая будет последней и очень короткой. Таким вот образом посещение больницы продлилось, превратилось в некий кошмар с бесконечным самооправданием и вспышками тревоги. В конце концов он, очевидно, уснул, потому что ему привиделась кучка парней — среди них он узнал убийц газетчика, — которые восседали на высоких подмостках, как некий грозный трибунал, куда его вызывали.

— Что случилось? — спросил он.

— Да ничего, — удрученно проговорил доктор Каделаго. — Я возвращаю вам свободу.

Видаль еще зашел в палату — проститься с Аревало.

41