Теперь оставалось дождаться лета, когда подвернется случай обнаружить перед Председателем доказательство моей преданности. Лучше всего на пляже.
Весна выдалась исключительно холодная. Прошли май, июнь, но чтобы даже майку снять, и речи быть не могло, а уж о купании на пляже не приходилось и мечтать. И вот сижу я в пальто, потому что в конторе холодно, и тем только утешаюсь, что он у меня постоянно наготове. Пусть только солнышко засветит. Однако прошли июль и август, сентябрь уже наступил, а температура по-прежнему низкая. И вот как-то в октябре кончилось у меня терпение. Снял я пальто и вхожу к Председателю.
— Что-то жарко мне, — говорю. — Вы разрешите, пан Председатель, снять пиджак?
Он удивился, но возражать не стал. Я повесил пиджак на стул и развязываю галстук.
— Что с вами, — спрашивает Председатель. — Вы не захворали?
— Ничего подобного, только душно что-то, — отвечаю и стаскиваю с себя жилет и свитер.
— Может, у вас температура? — спрашивает Председатель, и вижу, как-то странно от меня отодвигается.
— У меня? Ха-ха! Да вы, пан Председатель, даже не представляете как я сложен, настоящий Геркулес! Хотите посмотреть как у меня играют мускулы?
— Может, в другой раз…
— К чему откладывать, я — сейчас!
— Нет! — крикнул он, но было уже поздно.
Я здорово тогда простудился, до сих пор прослушиваются хрипы в легких, под Председателем.
Такое уж у нас геофизическое положение.
Перед сезоном
Стоя перед баром, мы занимались потреблением имеющейся продукции.
— Весна идет, — сказал Бухгалтер.
— Откуда ты знаешь? — удивленно спросили мы. — Ведь еще только середина мая.
— Как это — откуда, из наблюдений за природой: водку подают все более теплую.
— В самом деле, — мечтательно произнес Референт, — и пиво уже потеплело. Эх, скоро лето, надо бы подумать об отпуске. Вы, коллеги, куда в этом году собираетесь?
— Пока не знаю… — сказал Бухгалтер. — Наверное, перейду в «Золотой рог». Там все двери на одной линии расположены, и когда клиента вышвыривают через главный вход, от сквознячка возникает приятная прохлада. А вы?
— Я, если вы про июнь и июль, предпочитаю «Бар под Шестеркой». У них закуски такие, что если на них муха сядет, то уж не взлетит. Гибнет на месте и больше не докучает.
— Мухи глупые, — сказал Кладовщик. — Вот слоны — совсем другое дело. Слоны водку выпьют, а к закуске даже не притронутся.
— А вы, коллега, — спросили мы Кассира, который меланхолично смотрел в глаза селедке в масле, — куда вы собираетесь?
— Я за границу, — сказал Кассир, — в «Бристоль».
Мы с удивлением посмотрели на него.
— Так у вас, должно быть, приглашение ес О родственников?
— Нет.
— Как же так, неужели у вас нет родни в «Бристоле»? В гардеробе, например, или в буфете?
— Нет.
— Выходит, у вас там нет никого?
— Никого.
— Так вы, может, туда по службе, в командировку?
— Я знал одного, — вспомнил Референт, — он себе подделал командировку. Вместо Загайи вписал Гавайи. Но все открылось, и он не поехал, потому что написал Гавайи без Й.
— Нет, я и не по службе, я частным образом, — ответил Кассир.
Тут мы поняли друг друга без слов, и потом, хоть и тяжко было на душе, написали на него донос. И были правы, потому что ревизия кассы обнаружила недостачу.
Для его же добра это сделали. На кой черт ему «Бристоль», мало ему «Бара под Шестеркой» или «Золотого рога»? К тому же лето может быть жаркое, и ему же лучше провести его в тенечке.
Безналичный оборот
В понедельник почтальон принес мне письмо следующего содержания: «Либо вы до четверга положите под камень на сквере напротив пивной сто тысяч злотых, либо — сами увидите». Подпись: Освальд.
Я подсчитал, что на это не хватит моей годовой зарплаты. Что делать? Не хотелось погибать в расцвете лет. Я сел и написал следующее письмо:
«Уважаемый сударь, или я не позднее среды найду в сквере напротив пивной под камнем сто тысяч злотых, или я вам покажу. Ваш Череп. — Post scriptum:
Не для себя прошу, но для того, кто нуждается».Пораздумав, я зачеркнул «сто тысяч» и написал «сто пятьдесят тысяч». Отчего не заработать при случае? Теперь оставалось только решить, кому послать это письмо, если все равно ни у кого нет денег. В конце концов я отправил письмо одному приятелю, с которым дружу с детства. У него тоже деньги не водятся, но хотя бы адрес его мне известен, да и человек он не чужой.
В среду я пошел в сквер и заглянул под камень. Денег не было, только записка:
«Уважаемый господин Череп, я могу только пятьдесят тысяч, и то не раньше чем утром в пятницу».
Хорошо хоть столько, подумал я. Но интересное дело, откуда у приятеля такая куча денег?
Между тем близился роковой четверг, а у меня все еще не было нужной суммы для Освальда. И я написал ему коротенькое письмецо такого содержания: