Dневник Z

— Ну, вот, Кременная нас, конечно, ничем не удивляет, — замечаю я с улыбкой. За бетонным ограждением метрах в пятидесяти поднимается столб бурого дыма. Но нам нужно попасть на территорию школы, чтобы зафиксировать последствия обстрела. Перелезаем через забор, и, пугая нас с оператором, над головой пролетают истребители. Наши.

Стучимся в дверь школы, дергаем ручку — заперто. Никого нет. Вся земля под фасадом усыпана стёклами. На территории стоят микроавтобусы, которые Кременной передали московские власти. Абсолютно новенькие, сиденья в плёнке, но уже все изрезаны осколками прилётов. Автобусы не успели сделать ни одного рейса. Как сообщили бойцы, таких машин городу дали 15. Почти все были разбиты в результате обстрелов или сбросов боеприпасов с вражеских дронов. На заднем дворе школы еще несколько микроавтобусов, без стекол, покоцанные. Очень захотелось задать вопрос местным кременским властям: почему не спрятали ценнейшую для жителей гуманитарную помощь под навес, в гаражи или ангары, а сгрудили машины в одном месте под открытым небом? И даже после прилётов автобусы остаются стоять, привлекая внимание вражеской аэроразведки, хотя часть этой техники еще можно было бы восстановить!

Проехав до администрации, ответа не получаем. Там тоже заперто. Никого нет. Видимо, здесь чиновники по субботам отдыхают. А население прифронтовой Кременной, ежечасно нуждающееся в помощи и решении проблем, подождёт до понедельника, ничего с ними не станется!

Уже после выхода репортажа коллеги, побывавшие в администрации Кременной, рассказывали о гневе местной чиновницы и ругани в мой адрес. Жаловались на меня и в пресс-службу Минобороны. Но ответственный офицер лишь развел руками, не поняв претензий, — я ведь ничего не нарушил. Зато потом в моих соцсетях отписывались люди, явно неравнодушные к администрации Кременной: «Вас, Дмитрий, следует вздрючить за репортаж о 2-й школе в Кременной. Помогаете данными укроармии, пиаритесь на чужом горе? Еще и без спроса сняли всё».

Военный корреспондент федерального российского телеканала будет спрашивать разрешения у местной чиновницы, что ему снимать в зоне СВО, а про что умалчивать? Похоже, эти люди ещё не поняли, что украинская реальность канула в Лету, а на ее место пришла российская законность, в том числе с правами журналистов, которые осуществляют свою профессиональную деятельность. Забавно, что в самом репортаже я слова не сказал про вину кременских чиновников. Но самим фактом рассказа о поврежденных автобусах так их разгневал, что еще долгое время получал от анонимов публичные обвинения в помощи ВСУ и за все последующие прилёты в Кременной, на объектах которых мы ни разу не бывали. Месть обиженных людей она такая. Но даже на это я не реагировал, лишь пообещав, что, если не прекратится травля и клевета, мне придется всем популярно рассказать о проколе чиновников с автобусами, а также других делах в Кременной, законность которых вызывает у меня и горожан вопросы. Травля тут же прекратилась. Ну, да бог с ними.

Едем по частному кварталу в сторону кременских лесов. Куда упадёт следующий снаряд — неизвестно. Это как лотерея. Выехав от дверей городской администрации на полминуты позже, мы тем самым вытягиваем счастливый билет. Снаряд падает в сотне метров впереди нашей машины.

— Я эту ночь вообще не спал, блин, — делится Чистый. — Сны такие дурные снились. Короче, попал я в плен. И почему-то в украинской форме. Они меня за своего приняли. А потом у них там какая-то непонятная барышня из дежурной части говорит: «А вы у него документы проверили?» А у меня в кармане удостоверение моё полицейское! Я давай истории придумывать, что мне нужно в туалет срочно сходить. Куда-то я пошёл, вижу какую-то реку, пытаюсь сбросить удостоверение.

— Успел? — переживаю я, будто речь не про сон.

— Вроде успел, — усмехается командир. — Проснулся. То обычно сны вообще не снятся, то какая-нибудь дичь приснится. Проснусь, думаю, ёпрст, слава богу, что это сон!

— Мне тоже такое снится, бывает, — вспоминаю я. — То мы несёмся прямо на вражеские позиции, я стою в кузове пикапа, и нас обстреливают минами. Самоубийство какое-то. То мне приснилось, будто я в руках держу бомбу, понимая, что она ядерная. И вдруг она звонко падает на бетонный пол, я отпрыгиваю, сжимаюсь весь и жду, когда бахнет. А сам думаю: а каково это — попасть в эпицентр ядерного взрыва? Какие, мол, ощущения? В общем такая ерунда.

— Здесь мне редко сны снятся, — продолжает Чистый. — А дома, в отпуске, особенно после дебальцевской операции, сны снились плохие. Даже вспоминать их не хочется.

— А долго снились? — интересуюсь я. — Когда тебя отпустила эта история?

— Она ж ещё не закончилась, эта история, — грустно констатирует боец. — Поэтому, наверное, будет сниться ещё долго.

Мы уже на окраине Кременной. Этот город, как говорят, «ключ к северу Луганщины». ВСУ пытаются взять его с декабря. Но тщетно.