Dневник Z

— Это она говорит как раз про тот случай. Мы решили чай тогда попить. А оно как шарахнет… Седина у неё, вон, видите? — показывает на седую челку. — Она теперь на всю жизнь. В 2014 году родилась. Я рожала её, когда бомбили железнодорожный вокзал в Рубежном. И сейчас она переживает вторую войну.

Ребёнок запомнил только чай, а не взрыв. Думаю, может, это и к лучшему? Память просто блокирует тот кошмар.

Когда люди говорят «не видеть бы этого ужаса», они только отчасти правы. Ведь ужас мы воспринимаем не только глазами. Заходим в соседский дом, где в небольшой комнатёнке на узкой тахте лежит худой старик. В шапке, куртке и под одеялом. Пока нет отопления, тут все так спят — в верхней одежде. Соседка попросила навестить дедушку. Алексей Иванович Стариков его зовут. Он оправдывает свою фамилию — ему 90 лет.

— Журналисты? Из Москвы даже? — удивляется дед, пытаясь подняться. — Молодцы!

Сели с ним на край тахты, сидим.

— Так, что мне делать? — спрашивает, щурясь мутными глазами.

— Ничего, — отвечаю. — Просто посидим, поговорим.

— Как Москва? Живёт? — обращается ко мне Алексей Иванович, уставившись куда-то в сторону.

— А что с ней будет? — улыбаюсь. — Конечно, живёт. Вам девяносто лет?

— Наверное, девяносто… — задумчиво отвечает старик, и его пальцы мягко скользят по моей кисти, держащей микрофон.

— Почему наверное? — спрашиваю я, не обращая внимания на этот необычный тактильный жест.

— Уже не помню… — говорит дедушка, не глядя мне в глаза, а его пальцы побежали уже по моему предплечью.

— Вы пережили Великую Отечественную войну, — продолжаю я. — А теперь вот эту приходится переживать.

— Да, пережил Отечественную, — подтверждает Стариков, лёгкими касаниями ощупывая рукав моей куртки. — Помню немцев. Они проходили здесь через деревню.

Алексей Иванович пережил и немецкую оккупацию Донбасса, и украинскую. Он, как вы, наверное, догадались, полностью слепой. Но это не мешает ему понимать, как меняется привычный ему мир. Сделав оборот по исторической спирали, всё снова вернулось к войне. И вот снова немецкое оружие бьет по родной Луганщине. А украинский боец славит Бандеру и идет бок о бок с откровенно нацистскими батальонами. И может, его счастье, что он, свидетель победы в Великой Отечественной, не видит войну нынешнюю — во всей её неприглядности. Хотя ведь и остро её ощущает. Чувствует этот холод войны. Во всех его смыслах.

7 марта 2023 г

Поднимая клубы пыли, пулей входим в тело кременского леса. Это заповедная особо охраняемая экологическая зона и во время войны продолжает оставаться под охраной, но теперь уже людей с тяжелым вооружением. Среди них — 374-й отдельный стрелковый батальон. Едем на позиции с их командиром «Аскольдом». Под биркой с позывным — шеврон с красным советским флагом на груди. Икона с Георгием Победоносцем — на торпеде его «газели». Еще полвека назад это считалось бы сочетанием несочетаемого, но на этой войне религиозные и советские символы идут рука об руку повсеместно. Комбат очень похож на Портоса из советского фильма о «трёх мушкетерах». Но он назвался «Аскольдом», в честь одного из варяжских братьев, пришедших править Киевом и заложивших основы древнерусского государства. Говорит, он не прочь повторить их судьбу и так же войти в Киев. Тем более опыт управления, пусть и хозяйством маленького прифронтового города Кременная, у него уже есть.

Заходим в сосновую чащу. Кременской заповедник — это почти сплошной хвойный лес. Меня знакомят с бойцом, на шевроне которого изображена белая змея с надписью «Белые питоны. Лень, смекалка, пох@изм».

— «Чугун» — лесной житель, — представляет его с улыбкой командир роты «Круглый».

— Дима, РЕН-ТВ, — отвечаю я.

— Работаем по немцам, — рассказывает Чугун. На СВО вообще очень часто называют противника «немцем». Оно как отсылка к борьбе наших предков с фашистами. Да, и сегодня актуально, учитывая симпатию киевского режима к нацистской идеологии.

— Сейчас будем бить по укрепрайону ВСУ, который в километре от нас… А можно привет передать?

— Конечно, — отвечаю ему, и тут суровый воин превращается в милого парня с немного смущенной улыбкой:

— Хочу передать своей жене Катеньке привет огромный. Люблю тебя, всё будет хорошо. Вернёмся с победой. Очень сильно тебя люблю и нашу маленькую дочечку, родителей. Мама, папа, привет! Всем друзьям привет!

АГС[9] уже притаился за ворохом хвойных лап. Небольшой, чем-то напоминающий симбиоз жука-долгоносика и ручной железнодорожной стрелки. Сбоку приросшая будто гриб-чага коробка с выстрелами — магазин гранатомета. АГС-17 — старичок, который прошёл и афганскую войну, и в Таджикистане участвовал, на Кавказе, в Закавказье, Сирии и Карабахе. Вот теперь на Украине. Нестареющий ветеран.

— Чем хороша эта машина? — спрашиваю у Мороза, молодого гранатометчика с усиками.

— Хороша она тем, что выкидывает не одну гранату, а можно сразу по тридцать, это первое, — с придыханием рассказывает боец о своем орудии. — Второе: она мобильная, лёгкая. Отстрелялся, схватил, убежал. Но бьёт достойно.