Получил одну из главных журналистских наград от Союза журналистов России на конкурсе «Золотое перо». Пришлось потерпеть несколько часов торжественной церемонии. Ведь я так отвык от цивильного костюма, этих светских банкетов и был будто не в своей тарелке. К тому же не подготовил речь, и пришлось в спешке придумывать её перед самым выходом на сцену. Волновался. Речь вышла так себе. Но сама награда для меня ценнейшая. Пожалуй, пока самая высшая в моей карьере. И теперь я могу с полным правом называть себя одним из лучших журналистов России, хе-хе! Статуэтка, конечно, не только моя. Но и тех операторов, продюсеров, с кем мне выпала честь работать во время СВО. А главное, это заслуга моей любимой Мариты, которая направляет меня в творчестве и жизни. Помогает понять окружающий мир и раскрывает новые грани моего репортерского таланта, когда, казалось бы, для меня после 18 лет работы на телевидении не оставалось ничего нового. Сколько сил и нервов было потрачено ей, чтобы я стал тем, кем являюсь, а не загнулся где-нибудь в питерской подворотне от пьянства и наркотиков. Но то история для отдельной книги.
Марита. Моя муза. Мой ангел-хранитель. Моя путеводная звезда. Моё любимое существо.
28 апреля 2023 г
— Доедем? — спрашивает оператор Кирилл Пикторинский водителя пыльных стареньких «Жигулей», в которые мы втиснулись впятером, да еще в бронежилетах и шлемах.
— Да куда она денется, — отвечает с улыбкой водитель Рома из 374-го ОСБ.
Мы снова едем к передовой на кременском направлении. Боевой «жигулёнок» — это некогда красный ВАЗ 2106, перекрашенный в маскировочный зеленый цвет, а сверху защищенный еще одним слоем, но уже грязи и пыли, так что машина полностью сливается с окружающей средой. Дырки от осколков в бочине, вспученный, словно пожёванный великаном, капот:
— И под минами была несколько раз, и БТР через неё едва не переехал, — рассказывает Роман. — Вся в дырочку, но ещё с прошлого лета ездит.
Вот что значит советский автопром на войне! Надежный, блин, как швейцарские часы. А если серьезно, то становится грустно, глядя на то, на чём ездят наши подразделения. Минобороновских «Тигров» и «уазиков» на всех, конечно, не хватает. Бойцы скидываются и покупают подобные подержанные «корыта». Но такие гражданские легковушки на фронте расходный материал. Поэтому в ЛНР их можно купить только по завышенным ценам. Но что делать…
Машину оставляем в посадке, дальше идем пешком с командиром роты Князем. Минуем подбитый танк.
— Это наш танк, на мину наехал, — говорит Князь. — Кумулятивная мина сработала, прожгла обшивку и подорвала боекомплект. Один из наших парней погиб, двое выжили.
Как-то так заведено в военной журналистике, что о своих потерях рассказывать не принято. Это и понятно: зачем радовать врага и наводить панику среди граждан. Но, к сожалению, война без потерь не бывает. И совсем не говорить о том, что наши ребята кладут жизнь за Родину, жертвуют собой, погибают, совершая героические подвиги, нельзя. Это ведь тогда сплошная пропаганда, которая хоть и необходима в условиях войны, но всё же не должна довлеть над журналистикой. Главное, не навредить своей стране и армии. А дальше, в меру своего профессионализма и чуткости, каждый военкор выбирает свой путь — абсолютного пропагандиста с «урапатриотическим» контентом, от которого заряжаешься оптимизмом, но на длинной дистанции обманываешься, впоследствии застигнутый истиной врасплох, или умеренного журналиста, соблюдающего баланс пропаганды и журналистики, к которому люди тянутся за правдой, потому что он настоящий, потому что ему хочется доверять. Стараясь следовать второму принципу, я записываю стендап около подбитого танка. Пусть все знают, какую цену мы платим за безопасность нашей Родины. И пусть молятся за наших героев, чтобы они вернулись живыми.
— Князь, а как вообще переживают ребята, когда товарищей теряют? — спрашиваю бойца, по пути к нашим позициям.
— Люди разные все, — отвечает комроты, тяжело вздохнув. — У кого-то бывают и панические атаки. Ведь с рождения никого к этому не готовили, мы не спартанцы. Ну, как-то успокаиваем.
Но дух боевого братства — мощнейшая штука. Если он есть, бойцов не сломить. И я от них заряжаюсь уверенностью и радостью. Бывают такие люди, мимо которых трудно пройти равнодушно. Вот и этот боец в окопе привлёк внимание. Точнее его усы — редкая в наше время мода. Внешне похож на Амаяка Акопяна, но только не армянин, а чуваш, из Цивильска.
— Прям как у бати моего усы, — говорю ему. Смотрю, а у воина ещё и позывной «Батя»! Надо же. Потому к нему я обратился со смешанными чувствами:
— Батя… — Моего-то отца на свете нет уже больше двадцати лет (несчастный случай). — Бать, а можешь передать привет семье?
И он передал… А потом я спросил его о войне.
— Война — само по себе слово нехорошее… И если бы не коррупционные правительства на Украине, — в слове Украина Батя делает ударение на второй слог, как в слове «окраина». — Жили бы мы в мире. Дружили. Как было бы замечательно: мы к ним в гости, они к нам в гости.