Дневник законченной оптимистки

– Посмотрим, может, он и до воскресенья останется. Кстати… – она вдруг жеманно поводит плечами и хитро улыбается. – Анатолий Иваныч сделал мне очень дорогой подарок, гляди!

Она аккуратно заправляет волосы за уши и демонстрирует новые сережки. Те самые, что утром мне притащил Лаптев!

– Ну как? Нравится?

Я сначала цепенею на пару секунд, а потом, придя в себя, сразу несусь в коридор. Анатолий Иваныч все еще там: заботливо помогает Алёне освободиться от теплой кофты и штанов.

Я отпихиваю его от ребенка и с остервенением трясу за плечо.

– Вы что творите-то? Совсем уже того?

– Но ведь кофта насквозь мокрая, – бубнит Иваныч, вжимая голову в плечи. – Я просто хотел помочь, чтобы ребенок не простудился.

– Хватит косить под дурачка! Я сейчас про сережки, а не про кофту. Вы зачем подарили маме чужую вещь?

Иваныч делает шаг назад и торопится ослабить ворот рубашки, будто тот его душит:

– Я не виноват. Твоя мама сама нашла эти дурацкие сережки и решила, что они подарок. Ведь у тебя даже уши не проколоты!

– Невероятно! – Я медленно стягиваю пуховик и роняю его на пуф.

– Майя, пожалуйста, не выдавай меня: твоя мама сейчас такая радостная. Зачем мы будем портить ей настроение? – Иваныч смотрит на меня побитой собакой и то и дело идет красными пятнами. – Я отдам тебе деньги за сережки. Сколько они стоят? Тысяч пять? Шесть? У меня просто сейчас немного туго с финансами, но на следующей неделе, обещаю, я отдам всё до копейки.

Мне слегка нехорошо.

– Я понятия не имею, сколько они стоят. Я хотела их вернуть.

– Вернуть? – Он слегка напрягается, но, немного подумав, отбрасывает прочь любые волнения. – Этому хмырю? Делать нечего! Дареное назад не возвращают.

Ярость накрывает меня плотной удушливой волной.

– Знаете что?

– Что?

Я набираю полную грудь воздуха и возвращаюсь на кухню.

– Мама, я должна тебе кое-что сказать.

– Подожди минутку. – Мама осторожно разливает борщ по тарелкам и лишь потом поворачивается ко мне, лицо ее сияет, как медный тазик. – Ну?

– Эти серьги… Они… – мне почему-то мучительно не хватает слов, я облизываю губы, пытаясь собраться с мыслями, но те всё равно куда-то разбегаются. – Эти серьги тебе очень идут.

– Правда? – Мама улыбается, как ребенок. – Спасибо. Мне они тоже сразу понравились. У Толика отличный вкус, именно этим он меня когда-то и привлек.

* * *

Ночью Анатолий Иваныч ведет себя достаточно смирно: окна не распахивает, по холодильнику не лазит. Наверное, и правда чувствует себя виноватым. Еще бы не храпел – было бы вообще отлично.

Прямо на рассвете мама утаскивает его и Алёнку в неизвестном направлении, а я остаюсь дома одна. Само собой, решаю сполна насладиться тишиной и покоем, накопить силы на послеобеденные тренинги, их сегодня опять три! Плотно завтракаю, долго нежусь под душем, а потом распечатываю себе раскраску для взрослых.

Пару щелчков по клавиатуре ноутбука – и вот комната тонет в шуме волн и крике чаек. Я одобрительно киваю морю и растягиваюсь на диване с пачкой дочкиных карандашей. Почти сразу где-то в глубине души начинают копошиться добрые предчувствия. Прямо как в детстве. Кто знает, может, сегодня меня и правда ждет нечто потрясающее?

Я неторопливо, с прочувствованным наслаждением раскрашиваю на картинке цветок и откладываю голубой карандаш. Так, теперь возьмемся за стебель.

– Др! Др! Дррррр! – Дом сотрясает рев перфоратора, громкий, затяжной, больно ввинчивающийся в барабанные перепонки.

Я зажимаю уши руками и пытаюсь стойко переждать напасть. Но звуки не стихают. Более того, через минуту в мелодию вступает перфоратор номер два. У них там что, съезд любителей крушить стены? Моя голова буквально дребезжит от грохота. Я пытаюсь закрыть уши подушками, но для чудной трели перфораторов они совсем не помехи.

У меня снова начинается мигрень, даже в глазах слегка темнеет. Я несколько раз обхожу квартиру, пытаясь найти тихое место, только это бесполезно. Видимо, ремонт прямо под нами, потому что каждая комната сотрясается в звуковых конвульсиях.

Немного пострадав из-за несправедливости мира, напихиваю в уши ваты и снова прикладываю к ним подушки. Становится намного лучше, вот только руки теперь заняты и нельзя докрасить цветочек. Но неужели я брошу начатое на полдороге? Да никогда! Я нахожу в шкафу пояс от летнего платья и изящно привязываю подушки к голове. Теперь я похожа на чебурашку, но какая мне разница, если всё равно никто не видит?

Стакан чая с мятой, и я снова падаю на диван к карандашам. Мой телефон, что валяется рядом с раскраской, вдруг мигает, и на нем появляется сообщение от Лаптева. Оу! Как вовремя. Может, сделать вид, что ничего не приходило? Хотя кого я обманываю: мое хорошее воспитание никогда мне этого не позволит. Скрепя сердце, лезу в Вайбер.

«Я так соскучился, что нет сил. Целый день на работе только о тебе и думаю. Представляю, как снимаю с тебя ту самую пижаму с цыплятами, в которой ты была вчера».