Дневник запертого в квартире, или Сердца Под Октябрьским Дождём (СИ)

Дождь усиливался. Град капель по козырьку крыльца делал звуки невнятными, словно сквозь подушку. Алёна вспомнила про зонт, который одолжил ей Пётр Петрович, и подумала, что оставила его в машине, но потом обнаружила его прислоненным к перилам.

— Вы пришли по адресу, — торжественно провозгласил человечек. Девушка мимоходом подумала, что, наверное, жители просто здесь не умеют говорить по-другому. Именно такой, печальный и загадочный тон и даёт им ось вращения. — Мусарский — это я. Практикующий врач по разным болезням.

— По разным? Но мне нужен особенный врач…

— Пётр Петрович мне сказал, — перебил человечек. Что-что, а тактичность явно не входила в список его достоинств. — Я проработал акушером почти тридцать лет — до того момента, как закрылась эта больница. Уж конечно (взгляд поверх очков) я сумею справиться с вашей проблемой. Прошу вас, проходите. Не стойте на пороге.

Алёне показалось, что внезапно потяжелевший воздух имеет для человечка какое-то особенное значение. Как для рыбы, которая, прожив долгое время на берегу и отрастив ноги, вернулась в первоначальную стихию. Её саму, от кончиков пальцев в неудобных кедах и до самой макушки, окатывало волнами облегчения. Этот дождь… будто женщина, что ждёт с работы мужа, слышит по радио об аварии на шоссе: «со смертельным исходом», говорит диктор, и вязание мягко выпадает из пальцев — прямо в лапы коту. Она понимает — это он… Это ощущение сложно связать с облегчением, но так оно и есть. Любое ожидание, даже самое рутинное — тяжкая ноша.

Внутрь заходить не хотелось. Помещение выглядело давно заброшенным. В таких не случается ничего хорошего. В «Тёмной башне» Стивена Кинга на мальчика Джейка, например, напал монстр из штукатурки. Алёна сомневалась, что приземистое белое здание захочет прихлопнуть её как муху, но здесь явно было не всё в порядке.

Что-то под желудком снова дало о себе знать. Резкая, тянущая боль, локализованная в самых деликатных её органах, усилилась; девушка буквально чувствовала шарик гнилой плоти, что необходимо было удалить. Ради их брака. Ради всего прекрасного, что должно было случиться, но не случится… она в любой момент могла вспомнить шершавость того медицинского бланка, на котором было написано заключение.

Алёна переступила порог. Человечек посторонился, закрыл дверь. Она шла не оборачиваясь, а он семенил следом и подсказывал вкрадчивым голосом: «Направо… теперь налево».

Помещение нимало не напоминало советские больницы, где на стенах пациенты выводят дрожащей от беспричинного страха рукой собственные имена. Скорее, походило на место, из которого всех выдуло гигантским вентилятором или засосало в гигантский пылесос. Тут и там в палатах валялись матерчатые сумки, вещи из которых устилали пол равномерным ковром. Простые светлые обои полопались, показав неаппетитную изнанку, по потолку бежали трещины. Эхо шагов каталось из комнаты в комнату, как кожаный мяч, набитый чем-то рыхлым и не слишком приятным.

— Почему он не сказал, что поликлиника закрылась? — спросила Алёна, имея в виду метрдотеля.

— Потому что не мог, — не слишком понятно выразился доктор. Тонкий рот его раздвинулся в улыбке, и, увидев жёлтые зубы и синюшные дёсны, Алёна подумала, что в этой улыбке есть что-то похабное. Глаза за круглыми стёклами очков сверкнули алчным блеском. — Он мой должник. Он знает, что я больше не работаю… официально. Меня попёрли с работы в связи с сокращением, но я не мог допустить, чтобы мои бесценные знания сгнили в кресле перед телевизором, и поэтому принимаю теперь в частном порядке.

Алёна сделала медленный глубокий вдох.

— Вы можете мне помочь?

— За этим вы и здесь.

Последняя дверь, которую распахнул перед ней доктор, вела в обжитое пространство. Оттуда разило не штукатуркой, а протухшими фруктами, содержимым врачебных скляночек и ещё более странным запахом, напоминающим природный газ. Алёна вдруг подумала о клоунах. Ей не хотелось туда заходить, но есть в жизни каждого из нас моменты, когда понимаешь, что от тайны, которая собирается тебе открыться, невозможно сбежать. И тогда единственным логичным шагом будет шаг вперёд.

На двери она увидела табличку: «Мусарский В. И., врач-акушер первой категории». По крайней мере, в этом Пётр Петрович не обманул. Позолота осыпалась с тиснёных букв, но они всё равно выглядели важными и страшными, словно стая гусей, которая описывает круги над головой потерявшегося в полях ребёнка.

Она с неохотой села туда, куда ей предложил доктор — на коричневый кожаный диван, — и сразу же первая пошла в наступление:

— Итак, как же такого хорошего специалиста как вы отправили в отставку?

Доктор подошёл к окну, посмотрел сквозь запылённое стекло наружу. Потом опустился в крутящееся кресло с протёртой на подлокотниках обивкой и сцепил над большими круглыми пуговицами халата на груди пальцы.

— Вы не поймёте.

— Так попробуйте объяснить.

Какое-то время он колебался. Потом сказал: