Только вчера самый последний кусок нашего хлеба я отдала его беременной жене. Больше у нас вообще не было ни денег, ни хлеба. Просто мама подсказала, что женщине в положении не в чем отказывать нельзя!
Здесь, в этой квартире, просторней, чем было у нас в одной комнате.
Мы хотим постепенно привести все в порядок, отмыть от копоти двух лет остаток своих вещей, затем переехать в район, где больше людей, где ближе городской транспорт.
Мечтаем переселиться туда, куда регулярно подвозят воду, работает канализация.
У нас рухнул подгнивший от сырости платяной шкаф.
Мы решили продать то, что осталось от него, отдельными досками. Будут деньги на продукты. Хоть бы дали 100 рублей!
Вся наша одежда уместилась в два пакета.
Я помню: до войны одежде было тесно в двух шифоньерах.
Стояли они рядом, как стенка.
Сверху на них мы поставили три полки с книгами, по всей длине. Несмотря на обилие мебели, мама всегда делала ремонт к новогоднему празднику.
В квартиру, под новые обои, покупались шторы. Обновлялась покраска.
Мы зачищали стеклом и покрывали лаком паркет! Было чисто. Красиво!
Вчера и сегодня я читала Мережковского. Потрясающе!
Особенно мне понравились две — «Тутанхамон на Крите», о жрице Дио, и «Юлиан отступник». Когда я прочла, как христиане разбили храм языческих богов и убили ребенка, я заплакала. Вообще плачу я редко. Юлиан дал обещание заботиться о ребенке умирающему старику, который не видел, что мальчик уже мертв. Я тоже знаю, чего стоит давать обещание умирающим. Мне понятна вера цезаря в языческих богов. Он просто увидел, каково новое «гуманное» движение.
Мы похоронили сегодня своего маленького кота.
Мир ему!
Он нашел и съел что-то несъедобное и сильно болел.
Людей честных, справедливых, смелых почти не осталось вокруг.
В скорбном хаосе, невежественном и злом.
Сегодня мимо наших окон все движутся какие-то венные колонны.
До встречи! Целую тебя, Дневник!
Люди из семьи Нуры убили нового кота Лины.
Зачем!?!
Вместе сплетничают против нас. Вместе воруют.
И одновременно ненавидят друг друга.
Мама права: жить в мире лжи и раздора — хуже, чем погибнуть от бомбы.
Будур
24 августа 2001 г
Я написала письмо одной маминой однокласснице из г. Ростова-на-Дону.
Ее зовут Наталья.
Не знаю, хватит ли смелости его отправить. Вообще я очень стесняюсь просить людей о помощи.
Вот оно:
«Это письмо из города Грозного.
Я — Полина, дочь Елены, вашей давней подруги и одноклассницы.
Пишу вам о нашем отчаянном положении.
Дом наш разбит. Бумаги на компенсацию (говорят, за квартиру она положена) не можем оформить — денег нет.
Скитаемся. У мамы был инфаркт. Я сама делаю ей уколы.
Имущество наше почти полностью украдено и уничтожено.
Я была ранена осенью 1999 года на рынке. Маме осколок достали сразу.
У меня были операции.
Гуманитарную помощь мы не получаем, так как не подходим по “категориям” нуждающихся в ней. Справки об инвалидности маме тоже не можем сделать, чтобы оформить пенсию по инвалидности. В войну часть документов пропала. Я закончила 9 классов. У меня всего три отметки "хорошо", остальные — "отлично"! Я продаю на рынке свои старые книжки, но это мало что дает. Со школы едой помогают учителя и директриса.
Самое главное было бы для нас выехать из Грозного с остатками вещей, так как отношение к людям с русскими фамилиями все более жестоко.
Что бы вы нам посоветовали?
Может быть, где-нибудь принимаются на работу люди из Чечни, и им предоставляется комната?
Ответьте нам, пожалуйста.
Грозный, главпочтамт, до востребования».
Вечер.
Подумала и поняла — не отправлю.
Никто не может мне помочь.
Никто.
П.
28 августа 2001 г
Наш новый сосед Джим Мульён (Адам) ежедневно пьет.
Вчера он устроил ночной концерт.