Дневники 1862–1910

20 октября. Вчера Молоствова мне говорила, что когда она прошлой осенью была у Чертковых, муж ее, добрый, бесхитростный человек, старого типа барин, ко всем доброжелательный, все-таки не чаял, как поскорей выбраться от Чертковых, такой там чувствуется на всем и на всех тяжелый гнет; и точно все чем-то несчастливы, не удовлетворены и мрачны. Пишу это потому, что сегодня прошел у нас день так безмятежно тихо, радостно и спокойно, как хотелось бы подольше жить. Саша озабочена своими больными лошадьми и писаньем для отца; а еще ходила она на сходку в нашей деревне говорить о потребительской лавке в Ясной Поляне со здешними крестьянами.

Лев Ник. занимался своими писаниями, пасьянсами, ездил в Засеку верхом, ко мне заходил несколько раз и участливо ко мне обращался. Приходили к нему крестьяне: Новиков, который пишет статьи, умный мужик, и двое наших молодых крестьян, из которых один просидел два года в тюрьме за революционерство.

С утра было морозно, 12°, ясно и тихо, к вечеру стало теплей, но ветер и пасмурно. Всё занимаюсь изданием, наклеивала газетные вырезки. Как жадно, горячо читает Лев Ник. в газетах всё то, что пишут и печатают о нем! Видно, нельзя никогда от этого отрешиться.

21 октября. Сегодня увидала в газете «Искры» мой и Льва Ник. портрет в наш последний свадебный день. Пусть более ста тысяч человек посмотрят на нас вместе, держащихся рука об руку, как прожили всю жизнь. Сегодня долго разговаривала с Сашей. Она не знает совсем жизни и людей и потому многое, многое не понимает. Весь свет для нее сошелся клином в Телятинках, где ее любимый хозяйственный уголок и где рядом тупоумная, скучная атмосфера Чертковых.

Продолжаю читать брошюры Льва Ник. для нового издания, и скучны они своим однообразием. Я горячо сочувствую отрицанию войны и всякого насилия, казней и убийств. Но я не понимаю отрицания правительств. Потребность у людей в руководителях, хозяевах, правителях так велика, что без них немыслимо никакое человеческое устройство. Весь вопрос в том, что хозяин должен быть мудр, справедлив и самоотвержен для блага подчиненных.

Лев Ник. жалуется на небольшую боль в печени и, верно, оттого вял и грустен. А может быть, грустен и оттого, что не видает Черткова; хотя сегодня даже Саша говорила, что отца ее не огорчает нисколько, что он не видит этого господина, а огорчает его моя ненависть к этому человеку и несвобода его действий, так как возможность их свиданья причиняет мне такие страдания. Каждый день думаю: «Ну вот, еще день прошел, и Лев Ник. к Черткову не поехал». Усердно молюсь о том, чтобы Бог изъял из сердца моего мужа это пристрастие и обратил его ко мне, жене его.

Приехал громогласный, но приятный Дунаев. Погода ужасная: 2–4° мороза, вихрь, снег, крупа ледяная бьет в окна, и тоскливо очень. Приехала еще Надя Иванова. Писала в типографию.

22 октября. Опять не спала, мучилась о дневниках в банке и примеривалась мысленно к возможности возобновления отношений Льва Ник. с Чертковым; и как ни стараюсь – не могу примириться с этой мыслью. Теперь хоть непосредственной близости посредством свиданий быть не может, а духовная – она неосязаема и долго не может быть поддерживаема с таким дураком. Когда еще он за границей печатал сочинения Л. Н., то был предлог общения, а теперь не на чем держаться этому духовному общению.

Говорила с Дунаевым; то же непонимание, предложение уехать за границу, и одно, с чем я со всеми согласна, – это совет помнить года и близость смерти Л. Н. и делать ему все возможные уступки и поблажки. Но если моя уступка будет ценою моей жизни или, в меньшей мере, моего отъезда из моего дома, будет ли это Льву Ник. легче, чем не видать Черткова?

Я еще не могу ручаться за себя, я не знаю, как отнесусь к этому, но чувствую, что вынести близости Л. Н. с Чертковым я уже не могу, не могу никак и никогда.

Пришли Булгаков и еще какой-то юноша тоже из несчастных, попавших в сеть Черткова. Еще здесь Надя Иванова. Читала корректуру, мало работала, плохо мне вообще, и физически, и морально. Лев Ник. сегодня бодрее, ел с аппетитом, погулял по саду и как будто отдохнул. Играл в шахматы с этим юношей, игравшим плохо, и потому Льву Ник. не весело было с ним играть и его два раза обыграть. На дворе оттепель и гололед, и езда ни на чем невозможна.

23 октября. Не имея близости Черткова, Лев Ник. как будто стал ближе со мной. Начал иногда со мной разговаривать, и сегодня мне были две радости: радости внимания к моему существованию моего прежнего, милого Левочки. Когда рано утром уезжала Надя Иванова и начались ходьба и движение, Левочка думал, что это я хожу, и обеспокоился обо мне, что мне и сказал. А то днем он ел очень вкусную грушу и принес и мне, поделился со мной.