Дневники: 1920–1924

Еще мы виделись с Олдингтоном[1302], который напоминает торгаша; широколобый, властный, с сальным взглядом, симпатичный прямолинейный человек, который идет по жизни напролом, что мне обычно не нравится. Все молодые люди такие. Но не девушки; в женщинах это раздражает, а в мужчинах приветствуется. Именно эти размышления я хочу вписать в следующий роман, помимо всего прочего.

Марджори и я поцеловались – и там, над маленькой могилой, мы со слезами на глазах поцеловались вновь[1303]. По ее словам, она не смогла у нас работать из-за моей холодности. Она мне нравится; мне нравится ее внутренняя цельность, особенно теперь, когда я пробилась сквозь эту довольно дешевую, словно вещи на распродаже, поверхностность.

Все наши блумсберийские отношения цветут и крепнут. При мысли, что эта группа может просуществовать еще лет двадцать, охватывает трепет, особенно если представить, насколько сплоченной и крепкой она станет. На Рождество я должна написать Литтону и спросить, можно ли посвятить ему «Обыкновенного читателя»[1304]. И больше я, наверное, не буду никому посвящать свои книги. О чем мы говорим? Жаль, что у меня получается записывать беседы.

С Еленой мы обсуждали женскую одежду; она сидела вся такая нарядная и почтенная, в стиле Южного Кенсингтона, с жемчугом, в черном пиджаке с тигровой оторочкой; вся в черном; солидная дама среднего возраста.

«Я люблю езду. Мы с бабушкой объездили весь Кент, в том числе на лошадях. Мы преодолевали по 20 миль в день. Недавно я была на вечеринке, и все говорили о том, как очаровательна миссис Карнеги[1305] (Вирджиния, вы помните миссис Чемберлен?) в своем облегающем розовом платье с глубоким декольте; все женщины в комнате были одеты в платья из жоржета». Дэди имел большой успех. «Очаровательное создание», – говорила она про него, испытывая, по-видимому, облегчение от того, что встретила здесь человека.

Вита говорила о критике. Леди Уэлсли хочет учредить вторую Готорнденскую премию – только для поэтов. Я сказала, что ее надо давать критикам. «Кто такие критики?» – спросила Вита и, будучи увлеченной изучением рецензий на свои собственные книги, на которые и правда ушло немало чернил, добавила, что нет двух критиков с одинаковой точкой зрения. После этого Роджер долго говорил об эстетической и конструктивной критике.

Конечно, мы часто обсуждаем одно и то же. Но издательство не дает скучать. Почти каждый день кто-то приходит. После обеда мне нравится печатать, и я считаю, что это разумно, ведь если бы я только писала и восстанавливала силы, то стала бы похожа на кролика, выведенного инбридингом[1306], и выдавала бы слабые, бледные произведения. Человек по имени Питер Миллер [неизвестный], с которым я на днях познакомилась у Гамбо, подтвердил это. Сейчас у меня много новых знакомств. Есть, например, маленькое существо, напоминающее дрозда, по фамилии Томлин[1307], и он хочет вылепить меня. Сегодня днем срубили дерево на заднем дворе, которым я любовалась из окна своего подвала.

Вулфы вернулись в Монкс-хаус в канун Рождества, взяв с собой Ангуса Дэвидсона. Вирджиния опять помогала Квентину Беллу в создании рождественского выпуска «Чарльстонского вестника» под названием “Дунсиада” – в нем описывались легендарные сцены из жизни Дункана Гранта, – но две семьи так и не собрались вместе; погода была ужасной, и река Уз вышла из берегов.

Приложение 1: Биографические очерки

БЕЛЛ, Артур Клайв Хьюард (1881–1964) – арт-критик. В 1907 году он женился на Ванессе Стивен и, как зять, играл заметную роль в жизни ВВ. В Тринити-колледже Кембриджа он дружил с братом Вирджинии – Тоби Стивеном. С 1914 года брак Клайва был делом удобства и дружбы; вот уже несколько лет важнейшее место в его сердце занимала Мэри Хатчинсон. Ко времени, описанному в данном томе, Клайв имел следующие публикации: «Искусство» (1914), «Немедленное перемирие» (1915), «Семье и друзьям» (1917) и «Халтурщики» (1918).