Дневники 1926-1927

1) М. М. Пришвин дает в «Новый Мир» свой роман «Кащеева цепь», Звено 6-е «Любовь Алпатова» частями по мере его написания и получает гонорар по доставлении рукописи по 250 р. за лист. В. П. Полонский обещается не начинать печатание романа без согласия М. М. Пришвина ввиду возможных переделок частей. Однако М. М. Пришвин с своей стороны обязуется представлять рукописи в таком виде, чтобы каждая глава представляла собой литературный материал, возможный для напечатания, как тщательно отделенный фрагмент сочинения.

2) М. М. Пришвин дает в «Новый Мир» свои очерки на темы текущей жизни, которые оплачиваются независимо от своего размера как лист художественной прозы.

26 Октября. В воскресенье вечером началась снежная метель и была непрерывно сутки, так что снегом даже леса завалило, и все стало, как глубокой зимой.

Вчера утром проводил Дунечку в Москву. Подрядился Полонскому написать «Любовь Алпатова».

Сегодня: 1) письмо Слонимскому в «Прибой», 2) книги Леве, 3) деньги взять на почте и послать Пете, 4) отдать переснять карточки.

27 Октября. Мороз, и снег при луне блестит, как в Рождество. От Горького получена статья.

Никаких выводов о женщине сделать невозможно, сказать разумно и до конца об этом нельзя (о хулиганах тоже, все, кто говорил — глупели, потому что у самих рыльце в пушку: так вот и о женщинах трудно найти свободного человека).

К роману:

Она отказывалась и тут же таяла, <1 нрзб.> обращаясь в ничто сама, и тем же увлекая в ничто и его.

А воробьи клевали зернышки, и зелень около них светилась ярко, и так прекрасны были цветы.

— Вот цветы, — подумал Алпатов, — ведь можно заменить все цветами.

— Что ты молчишь? — спросила она.

— Я думаю, — сказал он, — думаю о цветах, что есть на свете цветы, какие прекрасные! есть птицы, деревья, и мне кажется, что можно заменить этим, возьму и заменю.

Она молчала.

— Они прекрасны, — продолжал он, — я тебя люблю, тебя не будет — я их буду любить, все буду любить.

Она вздохнула.

— Невозможно? — спросил он.

— Думаю, да: что это значит, любить цветок?

— Делать, — сказал он, — для них делать, как для себя, и этим жить. По-моему, можно.

Она молчала.

— Я это о цветах для примера, так под руку попалось, а так мало ли чего нет на свете можно заменить, можно?

— Сильному человеку, наверное, можно.

— Да, вот как же не сильному, если я люблю, то я сильный, я люблю все, все. А если нет — не могу, то я умру. Вот и все. Прощай.

Он встал и пошел, не оглядываясь. Она рванулась и опять села на лавочку, а папка с книгами подвинулась на край, неслышно скользнула одна книга и упала на зеленую траву, другая, третья перевесилась. Она это заметила и не протянула руки:

— Заменить… а мне чем заменить?

Виноватый перед мещанами.

Зима хватила без предисловий. Врасплох замерзший пруд курился: не хотел совсем засыпать. И на деревьях кое-где еще оставались листики, конечно, замерзшие, но не снесенные дождем и бурей. Солнце сияло открыто, но только к обеду и то на солнечной стороне, и с железных крыш была капель. Было совершенно как в конце февраля весной света, значит, бывает вот такой удивительный день, когда невозможно понять, — октябрь или февраль.

Я ходил в валенках, и по снегу было тяжело. Ручьи проваливались. На мокрую подошву навертывался снег. Видел следы лисиц, хорька, белки, но заячьих ни одного. След человека впереди меня раздражал, я свертывал от него и опять встречался. Так уж положено радоваться пороше, когда идешь совершенно один: другой человек тут враг. За время 3-х часового пути по лесу встретил только одного поползня, двух чаек, слышал сойку и галок. Ели, заваленные снегом, молчали по-зимнему, а знаете, что это такое молчание снегом заваленных елей в лесу?