Читаем Дневники 1928-1929 полностью

Пете написал, что глазами Москвы — «нет и не было в мире переворота грандиозней нашего», а глазами Сергиева: «нет и не было в мире большего унижения человека».


Потомок, природный наследник славянин-колонизатор нынешний русский мужик кончает свое бытие…


Читаю книгу Пяста «Встречи». Прекрасно, что сам, будучи неудачником, Пяст отдает свое восхищенное должное всем талантливым поэтам. Блок, будучи целиком взят эпохой, как творческая личность, наверное, не мог так талантливо сказать об этой эпохе, как не поглощенный ею, неудачливый Пяст.


<Вырезка из газеты> «П. Серегин (село Чумаково, Чистопольского кантона, Татреспублики) указывает, что явления природы не соответствуют великим праздникам Октябрьской революции и дню Интернационала (1 мая). В октябре обычно плохая погода, дожди, в деревне — непролазная грязь, так что «остается одно: запастись водкою и сидеть дома», а 1 мая совпадает с разгаром весеннего сева. Он предлагает поэтому согласовать новый календарь с календарем астрономическим. «Год, — пишет он, — будет начинаться со дня осеннего, а весна со дня весеннего равноденствия, причем первым месяцем года будет сентябрь. Год разделяется на 73 пятидневных недели. Прибавляющийся в високосном году один день не имеет числа, называется днем «уравнительным» и ставится между 30 ноября и 1 декабря. Празднование революционных дней вне чисел нежелательно».


Антирелигиозная пропаганда — в условиях запрещения религиозной пропаганды — имеет ту же силу, что и сила поощрения бедноты против так называемых «кулаков».


Леве было всего 12 лет, когда я пробовал убедить его, что в евангельском непорочном зачатии есть некоторый смысл. Он был тихий чистый мальчик тогда, просто удивительно, откуда он взял, как нажил себе убеждение — с громадной уверенностью после всех моих стараний он сказал: «Нет, все из пыски!»


Антропологи напичкали нас представлениями о первобытных людях, как естественных теургов с анимизмом, фетишизмом и т. п. На самом деле эти теурги были чрезвычайно редкими существами так же, как теперь самостоятельно религиозны творческие люди. Масса первобытных людей верила наивно, как дети, что «все из пыски».


12 Декабря.

Снега нет, но земля оледенелая.

Сильный ветер дует,

И ветка стучит по стеклу.

Так мое сердце где-то об острый край стучит.


Сейчас резко обозначаются два понимания жизни. Одни все в индустриализации страны, в пятилетке и тракторных колоннах, они глубоко уверены, что если удастся организовать крестьян в коллективы, добыть хлеб, а потом и все остальное, необходимое для жизни, то вот и все. И так, они этим живут, иногда же, когда вообразят себе, что нигде в свете не было такого великого коллектива, приходят прямо в восторг. Другие всему этому хлебно-тракторному коллективу не придают никакого значения, не дают себе труда даже вдуматься в суть дела. Их в содрогание приводит вид разбитой паперти у Троицы, сброшенного на землю колокола, кинотеатр в церкви и место отдыха, обязательное для всех граждан безбожие и вообще это высшее достижение, индустриальное извлечение хлеба из земли… Пусть бы! — думают они, по существу в <4 нрзб.>, но раз оно противопоставляется вызывающе любви (хлеб вместо любви), то становится и враждебным: что-то вроде искушения Сатаны…


25 Декабря. Солнцеворот.

Так вдруг — посмотрел на число в газете, и оказалось, что сегодня новое Рождество! Правда, новое Рождество плохо чтили и в прошлом году, но все-таки было что-то. Рождество! А в нашем расписании сегодня баня.


Петр Великий доказал, что церковь с разрешения государства совершенно безопасна. Вероятно, и наши скоро это поймут. Я думаю, когда совхозы укрепятся и государственное хозяйство будет обеспечивать страну зерном, разрешат и молиться, конечно, при условии, чтобы минимум одна молитва была за советскую власть.


В Евразии выдумали использовать силу коллектива не только на войне, на фабриках, как в капиталистических странах, а везде и во всем. Эта выдумка равняется открытию новой огромнейшей физической силы. Личность вне коллектива потеряла всякий смысл… Гиганты духа пали, как пали цари, зато ничтожнейший бродяга, попав в коллектив, стал полезным гражданином, совершенные дураки, движимые силой коллективного ума, и с виду, и в делах перестали отличаться чем-нибудь от умных людей.


Письмо из Германии моей переводчицы открывает глаза на низменность современной немецкой литературы и очень возвышает тем самым наши литературные подвиги. Ведь и так в периодической литературе нет-нет и является что-нибудь, а главное, несомненно, пишется какая-то великая книга. У нас лучше! — вот неожиданный вывод.


Сила коллектива — не есть ли пример силы рода? (о какой мечтал Розанов).


Вдруг оказалось, что после почти двухмесячного беспроглядного мрака — нужно же! как раз в день Солнцеворота (новое Рождество) удался поворот без малейшего облачка весь день, и я с ½9-то (восхода) до ½3-го (заката) бродил, оставляя на снегу след триумфатора.


Перейти на страницу:

Все книги серии Дневники

Дневники: 1925–1930
Дневники: 1925–1930

Годы, которые охватывает третий том дневников, – самый плодотворный период жизни Вирджинии Вулф. Именно в это время она создает один из своих шедевров, «На маяк», и первый набросок романа «Волны», а также публикует «Миссис Дэллоуэй», «Орландо» и знаменитое эссе «Своя комната».Как автор дневников Вирджиния раскрывает все аспекты своей жизни, от бытовых и социальных мелочей до более сложной темы ее любви к Вите Сэквилл-Уэст или, в конце тома, любви Этель Смит к ней. Она делится и другими интимными размышлениями: о браке и деторождении, о смерти, о выборе одежды, о тайнах своего разума. Время от времени Вирджиния обращается к хронике, описывая, например, Всеобщую забастовку, а также делает зарисовки портретов Томаса Харди, Джорджа Мура, У.Б. Йейтса и Эдит Ситуэлл.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Дневники: 1920–1924
Дневники: 1920–1924

Годы, которые охватывает второй том дневников, были решающим периодом в становлении Вирджинии Вулф как писательницы. В романе «Комната Джейкоба» она еще больше углубилась в свой новый подход к написанию прозы, что в итоге позволило ей создать один из шедевров литературы – «Миссис Дэллоуэй». Параллельно Вирджиния писала серию критических эссе для сборника «Обыкновенный читатель». Кроме того, в 1920–1924 гг. она опубликовала более сотни статей и рецензий.Вирджиния рассказывает о том, каких усилий требует от нее писательство («оно требует напряжения каждого нерва»); размышляет о чувствительности к критике («мне лучше перестать обращать внимание… это порождает дискомфорт»); признается в сильном чувстве соперничества с Кэтрин Мэнсфилд («чем больше ее хвалят, тем больше я убеждаюсь, что она плоха»). После чаепитий Вирджиния записывает слова гостей: Т.С. Элиота, Бертрана Рассела, Литтона Стрэйчи – и описывает свои впечатления от новой подруги Виты Сэквилл-Уэст.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

100 великих деятелей тайных обществ
100 великих деятелей тайных обществ

Существует мнение, что тайные общества правят миром, а история мира – это история противостояния тайных союзов и обществ. Все они существовали веками. Уже сам факт тайной их деятельности сообщал этим организациям ореол сверхъестественного и загадочного.В книге историка Бориса Соколова рассказывается о выдающихся деятелях тайных союзов и обществ мира, начиная от легендарного основателя ордена розенкрейцеров Христиана Розенкрейца и заканчивая масонами различных лож. Читателя ждет немало неожиданного, поскольку порой членами тайных обществ оказываются известные люди, принадлежность которых к той или иной организации трудно было бы представить: граф Сен-Жермен, Джеймс Андерсон, Иван Елагин, король Пруссии Фридрих Великий, Николай Новиков, русские полководцы Александр Суворов и Михаил Кутузов, Кондратий Рылеев, Джордж Вашингтон, Теодор Рузвельт, Гарри Трумэн и многие другие.

Борис Вадимович Соколов

Биографии и Мемуары