Читаем Дневники 1930-1931 полностью

Под [брызги?] водопада я привязал свою одежду и пока мылся, в один башмак влезла ящерица, в другом была бабочка.

Олень на задних ногах достает лист дуба.

Борьба двух оленух с орлом за олененка: тоже на задних ногах.

Приезд Борисова из-за пресной воды. Завод консерв.

Лежбище нерпы: ревет нерпа.

Конец всем паркам из-за потравы.

Запах моря — где и как?

Центр холода: Верхоянск Як. обл.

Паводки. Заросли полыни в сажень высотой (десятки видов), астры, перепутанные павиликой, и сама павилика — цветок величиной в хорошую рюмку.

Причины холода: 1) На краю громадн. континента, с холодными ветрами. 2) Теплое течение Куро-Сио отделено японским островом. 3) Муссоны приносят ясную сухую погоду зимой и сырую прохладную весну с сырым жарким летом.

Корейский кедр, бархатное дерево (пробковое), <1 нрзб.> (Aralia), вяз, сирень (дерево), клены, японская вишня, лианы лимонника и винограда, лотос.

В сосновых скалах есть «барсовый запретный ключ». Енот к берегу приходил за (бокоплавками?) — след оставил — бочонок нерпы, с другой стороны: барсовый запретный ключ.


Оленьи тропы. С этого мыса.

Мыс Шульца.

Пахло оленем. К перешейку оленьи тропы сходились полосами. Слева обрывы с погребальной сосной: орел белохвост и бакланы в теснине; на другой стороне в бухточке бился бочонок, потом <1 нрзб.>

Две нерпы. Лежки у самого обрыва. Так я согнал их в угол. Одна вперед выступила, топнула ногой и замерла, все замерли: живая картина. Тем даже скучно, маленькие начали почесываться, траву щипать, как вдруг она резко свистнула и бросилась вниз, за нею все веревочкой тише-тише и шагом, задние стали даже кормиться: распределились по тропам и наверх.

Купался с нерпами: они для удовольствия купаются, зачем им плавать на спинке.

Пил воду из трех ручьев. Синий дрозд отдаленно напоминает дрозда. Голубая сорока, пестрая чайка, черная ворона, скелеты морских ежей.


Происхожд. орлиного гнезда.


Мыс Шульца — можно собрать стадо в 300 штук.

Я залез по тропе, сверху спустились и прямо на меня, вдруг понюхали след мой, и стадо бросилось назад.

Сайгак уже с рожками отогнал олененка и сам принялся сосать.

Смерть оленя: сломал ногу и, волоча ее, попал в расщелину между камнями и умер. Другой случай: доставая дубовый листок, попал в развилку головой, сломал шею и повис. Упал со скалы. Смерть старой самки от <1 нрзб.>: последние силы берегла, и она до <2 нрзб.> рожает. Пантач погибает часто от ударов во время гона. Очень часто умирает весной от зеленой травы… смерть оленей бывает большей частью весной.

Мать свистнула и топнула ногой, маленький свистнул и тоже топнул, она побежала, ему интересно: он остался, она задержалась и свистела ему.


Петр Мих. Довбня — пантовар говорил, что если самки худые, а самец жирный — родятся самцы и наоборот. (Торку и Холопу прихудил — вышли бычки).


6 Августа. Снарядили егеря на камни убить нерпу для подкормки енотов. Пошли в Астафьево к Ивану Ивановичу Долгаль. Он отравил барса (леопарда). Рассказывал о коте (диком) в 1 ½ метрах с хвостом, опасного не только для олененка, но и для козла (с дерева на шею). Самый далекий выстрел в пантачей у него был в этот раз — 270 шагов. Случай смерти оленей: один, доставая дубовый листок на задних ногах, передней ударил между двумя дубками, нога застряла, и он погиб. Оленуха тоже пыталась достать что-то и, головой в развилок, повесилась. Тайфун во время растела погубил молодняк, нашли 20 штук. Гибель диких оленей была от корейцев с их множеством собак, а не китайские <1 нрзб.>, как у Арсеньева («Все врет Арсеньев, и Дерсу не гольд.,{256} <1 нрзб.> и честный человек, а стрелял — неважно».) У Ив. Ив. от ружья на плече всегда так, что одно повыше…

Когда мы вернулись из Астафьева, <2 нрзб.> разделывали убитую нерпу (6 пудов). Вечером ходили через Фермопилы к острову «Томящееся сердце» (назван так бывш. владельцами, потому что во время прилива шевелился камень на острове). Олени начали выходить на открытые места, были и пантачи и сайки (оленуха как кормит? — оставит под кустом, вернется кормить: с одной стороны олененок, а с другой саек с рожками).

Как убить вон того пантача. Зайти туда — там ветер… и перебьет этот ветер, или можно сверху (попал на вершок от хвоста — и пантач был убит). Шли они на ту траву, которая после пала (в крайнем случае есть и горный камыш). (Ив. Ив. море не любит — тайгу). Пантач с коронкой (уши и панты). Рогач бережет панты, оленуха бережет олененка. Ночью олени подпускают очень близко.

[Вечер. Крик фазана]. Оленухи при охоте на пантача — первые враги: свистнет, и кончено.

Георгий Джеймсович Дулькейт (б. Витязь).

Мария Грациановна и мать ее…

Рутковская Вера Васильевна. Никольск. Уссур. Сухановская, 30.


6 Августа. № 2-й.

Вечером <1 нрзб.> после крика фазанов явились «гости».

Рассказывал, что в тайге много зверей и когда едешь и темно, то какой-нибудь зверь подходит близко вплотную к лошади. Раз толкнул его ногой, и он отошел.

— А какой это зверь?

Перейти на страницу:

Все книги серии Дневники

Дневники: 1925–1930
Дневники: 1925–1930

Годы, которые охватывает третий том дневников, – самый плодотворный период жизни Вирджинии Вулф. Именно в это время она создает один из своих шедевров, «На маяк», и первый набросок романа «Волны», а также публикует «Миссис Дэллоуэй», «Орландо» и знаменитое эссе «Своя комната».Как автор дневников Вирджиния раскрывает все аспекты своей жизни, от бытовых и социальных мелочей до более сложной темы ее любви к Вите Сэквилл-Уэст или, в конце тома, любви Этель Смит к ней. Она делится и другими интимными размышлениями: о браке и деторождении, о смерти, о выборе одежды, о тайнах своего разума. Время от времени Вирджиния обращается к хронике, описывая, например, Всеобщую забастовку, а также делает зарисовки портретов Томаса Харди, Джорджа Мура, У.Б. Йейтса и Эдит Ситуэлл.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Дневники: 1920–1924
Дневники: 1920–1924

Годы, которые охватывает второй том дневников, были решающим периодом в становлении Вирджинии Вулф как писательницы. В романе «Комната Джейкоба» она еще больше углубилась в свой новый подход к написанию прозы, что в итоге позволило ей создать один из шедевров литературы – «Миссис Дэллоуэй». Параллельно Вирджиния писала серию критических эссе для сборника «Обыкновенный читатель». Кроме того, в 1920–1924 гг. она опубликовала более сотни статей и рецензий.Вирджиния рассказывает о том, каких усилий требует от нее писательство («оно требует напряжения каждого нерва»); размышляет о чувствительности к критике («мне лучше перестать обращать внимание… это порождает дискомфорт»); признается в сильном чувстве соперничества с Кэтрин Мэнсфилд («чем больше ее хвалят, тем больше я убеждаюсь, что она плоха»). После чаепитий Вирджиния записывает слова гостей: Т.С. Элиота, Бертрана Рассела, Литтона Стрэйчи – и описывает свои впечатления от новой подруги Виты Сэквилл-Уэст.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное