Дневники 1930-1931

Мы ездили в Песчаное смотреть спилку пантов. Но в дождь не летали насекомые, олени охотно ели подножный корм и не заходили в ловушку. Смотрели изюбрей. У них скоро (в сентябре) будет рев (у оленей на месяц позднее). Один хорошо откормленный изюбрь уже раз пробовал реветь. Изюбрь, как северный зверь, груб, олень — субтроп, животное, гораздо нежнее. Лица китайцев после театра только стали для меня разными, а Александр Александр. Богоявленский, зав. питомником в Песчаном, из 200 оленей в стаде каждого может узнать по лицу.

Талисман: Коготь барса, при виде которого всякий, претендующий на славу охотника, говорит, напр.:

— Это с задней левой ноги.

И все говорят разное. Алекс. Алекс., убивший много барсов, сказал:

— Могу сказать только, что с задней ноги, а какой задней — не могу.

— А есть, кто может и про это сказать?

— Есть!

И даже назвал Ив. Ив. Долгаля, егеря: тот может. Рассказ А. А. о том, как он убил барса ножом. Под вечер вышел на коз. Увидел барсов и расстрелял все свои пять патронов. Когда подходили к дому, вероятно, один их этих стреляных барсов бросился на собаку с дерева. «Стыдно перед собакой уйти». Подошел ближе, в это время Неро стряхнул барса, тот прыгнул на меня и сбил с ног. Грызет плечо, а я ножом его тюкаю и ничего сделать не могу, размаха нет, наконец, между ребрами весь нож, он дрогнул, я выбился наверх, он внизу, нож в рот и забивать (насквозь пробил). Неро все время рвал его сзади. Ногу изгрыз. И теперь ничего не чувствует (нерв). Другой раз Неро лает. Я залез выше сопкой. Хвост на дереве. Промахнулся. Неро опять посадил на дерево. Убил. Еще раз ночью. С дерева спустил, кишку выпустил, он лапой кишку оторвал, кишка замерзла «Пошел на меня. Мушки не видно. Испустил в упор, в полном смысле слова, уперся в ствол и убил». Барс ведет ленивую жизнь. Из-за этого любит ходить по лежнице, чем и пользуются.

Рев оленей: в это время даже и в парке рогач ходит около решетки и пробивает тропу.

Камчатские рассказы: кедр, сланец внизу, вверху снег, соболя в сланце. Так же и летом. Медведи (огромные, экземпляр был в 35 пуд.) и раненые не бросаются. Лебеди в незамерзающем ключе (сверху вниз). На собаках на глухарей.

Начинает складываться фенология: великие весенние обещания Марта и Апреля, а в Мае-Июне-Июле — ежедневный туман (наша осень), осень — лето, зима. Или: пантовка, а вслед за ней рев (изюбрей), за ним — оленей.

Барсук — собака не берет его, енот притворяется мертвым.

24 Августа. Несколько дней тому назад в природе произошла перемена, стало ясно, и главное, в ясности явилась благодатная прохлада, как у нас осенью, чувствуешь, что впереди-то непременно будут истинно прекрасные дни и по-видимому эти муки заключения в парник кончились. Нет по ночам больше уже летающих светляков, и когда вспоминаешь Фуругельм, то кажется, был в какой-то другой, тропической стране.

Из совхоза Майхе через реку, слитую из рек Майхе и Батальяндза, видны громадные казармы, собиравшие в себя в императорское время значительные войска, теперь там, в этом Шкотове, расположенном в самой глубине Уссурийского залива, собран лагерь заключенных и видно, как на островном мысу, отделяющем Манхе от залива, они убирают сено. А по реке непрерывно плывут плоты в море, на плотах корейцы, они доедут до моря, станут на якорь и будут дожидаться японского парохода, который увезет этот лес к себе.

Розанов ошибался, выдвигая пол на место как бы единственного фактора жизни^{257}. Стоит только на улицу выйти и увидеть толпу, идущую по своим делам, чтобы предстало все лично-насиженное убожество этой розановской мысли. Но то верно, например, что это как бы общественное отрицание пола больше выражено на европейской улице, чем на азиатской, в европейском чистом доме, чем в китайской фанзе и, вообще, скажем, в Европе отрицательный пол общественной жизни резче проявляется, чем в Азии. Вместе с тем, конечно, теряется в Европе и сила родства между людьми. Знаете, как где-нибудь в Швейцарии, вокруг много людей, а ни им до них, ни тебе до тебя, ни тебе до них решительно никакого дела, и даже подчас вовсе не замечаешь людей, как будто один живешь, и все обычаи, все порядки, костюмы, весь стандарт устроен как будто именно для того, чтобы не замечать друг друга, укрываться, и среди людей быть одному. Да, конечно, очень противно, когда тебя в упор разглядывает азиат, не хорошо тоже и равнодушие европейца, человека совершенно делового и знающего только свой деловой час, а не тебя. Что лучше? Можно ли сказать, что современная европейская общественность отрицательна к роду и тем самым к полу? Иначе сказать, что современное дело идет против родни. В этом и есть мысль Розанова.

Вот если совсем просто сказать о великом, то Китай потому Китай, что народ, а Европа — машина.

Было великое разделение живого мира — на одной стороне была способность делать орудия, и начался животный мир, другая часть осталась просто расти, и так остались растения.