Читаем Дневники 1930-1931 полностью

Оно понятно, кому ж знать, как не искателю жень-шеня, охотнику, ловцу. Но ведь эти китайцы, которые теперь торгуют мелочами во Владивостоке, что они могут знать, тем не менее «китаец» везде для жителя Владивостока барометр. И вот нашелся, наконец, один гидролог и любитель садоводства, сам во всем разобрался и объявил:

— Ничего китайцы не знают.

Капитан Желябов в тумане замучен, весь день возмущенно кричит, глядя на катер с ивасями:

— Проклятые, <1 нрзб.>! Под суд сукиных детей.

Кончить судом: суд над русским и корейцем.


27 Августа. Дождь, который начался во вторник вечером, все усиливаясь, в ночь на четверг стал ливнем, и в то же время разыгрался тайфун, не самый большой, как бывает здесь, но порядочный. Верещагин Василий Николаевич: Оксанская, ул. Загоскина. Спросить улицу «вторую» и по ней до № 4 и налево круто в гору Загоскин.

Будто бы, по словам Верещагина, оленьи пятна — это его защитные пятна: под блики солнца. И что будто бы все звери родятся с признаками пятен.

Еще он говорил, что предполагают устроить питомник пятнистых оленей на Кавказе (почему, правда, олень избрал для житья такой маленький уголок). Удачные опыты Дорогастайского на Байкале.

Рассказывал о стрельбе Кочергина. Вот в море шагов за тысячу показался какой-то хищник, промышляющий рыбу, кореец, китаец, может быть японец даже? Кочергин в это время спорит с кем-нибудь, что для него это легкий выстрел. Хищник между тем перекидывает парус, тянет за веревку, уперся ногой, весь склонился спиной за борт и держится только веревкой. Кочергин стреляет, хищник падает в море и через мгновение исчезает в волнах. Какой тут ответ, перед кем?


Какой-то любитель музыки прибоя в жаркое время, а отчасти и чтобы спастись от комаров, свою железную кровать поставил в воду и так спал. Можно себе представить, какое блаженство испытывал он! Чем успокаивает шум моря, когда сидишь на берегу? Тем, думается, что мерный звук прибоя говорит о больших сроках земли, прибои — это как будто часы у самой планеты, и вот эти большие сроки встречаются со сроком твоей маленькой жизни, и начинается раздумье, и маленькая скорбь исчезает.

Третьего дня с Верещагиным встретился приятель:

— Эх вы, опоздали, малина прошла, а даурский бекас вчера у меня из-под сарайчика вылетел.

Даниленко, зав. пушной базой, живет в здании комбината.

Все охотники, встречаясь, говорят:

— Фазанов-то! Страсть! Пропасть! Везде фазаны!

В 25-м или 26-м году охотсоюз раздал корейцам ружья и порох для заготовки эксп. фазана. Корейцы до тех пор не охотились, фазаны у них по пашням как куры бегали. Стрелять влёт не умели, а потому гоняли их с собаками. И заганивали, потому что фазаны долго не могут летать: сядет у моря и рот раскрыл, тут его и бьют.


Вечер. Тайфун продолжается, и это вечером создает то же настроение, как бывает у нас в самом конце осени. Завтра Успенье. Слышу, говорят:

— Вот и лето прошло, а лета не видели.

Все говорят, что это лето исключительное, и обыкновенно с ½ июля погода стоит хорошая, а тайфун в августе бывает один.

Пусть исключительное, но зато яснее видна характерная черта здешней природы. Здесь очень быстро природа живет, силою волн, ветра, дождей и туманов горы чуть не на глазах разваливаются. Вот в Посьете я прошел низом, узкой тропой между скалой и камнем, лежащим в море.

— Вы низом прошли? — спросили меня местные люди. — Как Вы не побоялись, у нас никто не ходит, камень вот-вот упадет.

— Да он уже упал, — сказал я. — Он уже в море лежит.

— Разве упал, когда же это…

Вот когда это поймешь, что именно здесь не Урал, где старые горы кончились, развалились и богатства их все лежат на виду, что здесь молодые горы и вся природа бунтует, начинаешь приходить в себя, разбираться во всем: эти все перемены в природе вследствие особенной силы напряжения разрушения и созидания…


28 <Августа>. Ночью тайфун стал тише, удары его были реже, и утром уже была тишина и совершенный мир.

— Вы этим возмущаетесь, Вам кажется это абсолютно плохо, головотяпство или вредительство? а другой находит вполне естественным следствием тех или других причин и ничуть не возмущается, как же нам согласоваться?

Тайфун. Цветы поломаны и разбросаны. Серебристый тополь, вывернув свое белое «серебро» наверх, как зверь в последних мучениях закатывает глаз и вывертывает один белок, <трепался> в стороны, взмахивая кроной вверх, бросаясь вниз.

И все время около дома пищала искательным голосом птица, похоже как цыпленок пищит, только грубее и чаще. Бабушка говорила, что это тайфун у нее детей побил.


Перейти на страницу:

Все книги серии Дневники

Дневники: 1925–1930
Дневники: 1925–1930

Годы, которые охватывает третий том дневников, – самый плодотворный период жизни Вирджинии Вулф. Именно в это время она создает один из своих шедевров, «На маяк», и первый набросок романа «Волны», а также публикует «Миссис Дэллоуэй», «Орландо» и знаменитое эссе «Своя комната».Как автор дневников Вирджиния раскрывает все аспекты своей жизни, от бытовых и социальных мелочей до более сложной темы ее любви к Вите Сэквилл-Уэст или, в конце тома, любви Этель Смит к ней. Она делится и другими интимными размышлениями: о браке и деторождении, о смерти, о выборе одежды, о тайнах своего разума. Время от времени Вирджиния обращается к хронике, описывая, например, Всеобщую забастовку, а также делает зарисовки портретов Томаса Харди, Джорджа Мура, У.Б. Йейтса и Эдит Ситуэлл.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Дневники: 1920–1924
Дневники: 1920–1924

Годы, которые охватывает второй том дневников, были решающим периодом в становлении Вирджинии Вулф как писательницы. В романе «Комната Джейкоба» она еще больше углубилась в свой новый подход к написанию прозы, что в итоге позволило ей создать один из шедевров литературы – «Миссис Дэллоуэй». Параллельно Вирджиния писала серию критических эссе для сборника «Обыкновенный читатель». Кроме того, в 1920–1924 гг. она опубликовала более сотни статей и рецензий.Вирджиния рассказывает о том, каких усилий требует от нее писательство («оно требует напряжения каждого нерва»); размышляет о чувствительности к критике («мне лучше перестать обращать внимание… это порождает дискомфорт»); признается в сильном чувстве соперничества с Кэтрин Мэнсфилд («чем больше ее хвалят, тем больше я убеждаюсь, что она плоха»). После чаепитий Вирджиния записывает слова гостей: Т.С. Элиота, Бертрана Рассела, Литтона Стрэйчи – и описывает свои впечатления от новой подруги Виты Сэквилл-Уэст.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное