Дневники: 1936–1941

Кингсли Мартин по секрету рассказал Л. конфиденциальную историю* о короле и миссис Симпсон215. Ужинала в одиночества, читала письма сэра Т. Брауна216. Я снова возвращаюсь к твердой пище. Мысли летят, но не так быстро. Мне надо работать, как я сказала Салли Г.217, которая, похоже, сильно страдает и должна разорвать помолвку, вместо того чтобы проходить психоанализ. После чая придет Оттолин218 – рассказать ли ей о переписке Стивена Теннанта219 с Литтоном? Если я это сделаю, она ощетинится и расправит капюшон кобры.

* Один из приближенных короля обратился к Кингсли Мартину с предложением написать статью, отражающую точку зрения короля. Затем ему велели подождать. Наконец, после большой шумихи, он выпустил не очень ловкую статью. Люди короля в строжайшем секрете рассказали ему о сексуальных проблемах220.

29 ноября, воскресенье.

Напротив, она [Оттолин] была подавлена и смущена. Не отнекивалась; была сама застенчивость и печаль; согласилась со мной насчет Стивена Теннанта и писем. Вот только забыла, что в них было интимного. Мол, он случайно заглянул к ней в гости; у него был с собой маленький рюкзак. Она пожалела его и т.д. Возраст берет свое: она сильно постарела, сморщилась, весь блеск сошел.

30 ноября, понедельник.

На мой взгляд, нет нужды быть несчастной из-за романа «Годы». Работа в общем-то подходит к концу. В любом случае это напряженная книга, в которой есть определенная красота и поэтичность. Полноценная книга. Только что закончила ее и чувствую какое-то возбуждение. Конечно, она отличается от предыдущих: в ней, по-моему, больше «реальной» жизни, больше крови и плоти. Но даже если начало книги будет читаться с трудом, а в середине останутся провисающие, водянистые фрагменты, нет нужды страдать по ночам бессонницей. Думаю, что могу чувствовать себя уверенно. Искренне твержу себе это, чтобы сохранять самообладание в течение нескольких недель тоскливого ожидания. И нет нужды переживать о том, что скажут люди. На самом деле я хвалю эту ужасно подавленную женщину, у которой так часто болела голова; которая была абсолютно уверена в провале, ибо она, несмотря ни на что, довела дело до конца и определенно заслуживает поздравлений. Ума не приложу, как она сделала это с ее-то головой, похожей на старую тряпку. Теперь отдых; и Гиббон221.

7 декабря, понедельник.

И что же – мы без короля? С королевой? С кем? Роман с Симпсон вышел наружу. В среду, 2 декабря, епископ высказался о недостаточной религиозности короля. В четверг все газеты – «Times» и «Daily Telegraph»222 сдержанно – рассказали об этом: одни акцентировали внимание на домашних проблемах, другие – на личности Симпсон223. Весь Лондон был весел и словоохотлив – не столько весел, сколько возбужден. Мы не можем допустить, чтобы королевой стала Симпсон – вот главный посыл. «Королевская особа из нее не лучше, чем из нас с вами», – сказала молодая женщина в бакалейной лавке. Но сегодня, еще до заявления премьер-министра в Палате общин, мы по-человечески прониклись сильным сочувствием и говорим: «К черту все это – викторианская эпоха позади. Пусть женится на ком хочет». Однако в клубе «Beefsteak» только лорд Онслоу224 и Клайв придерживаются демократических взглядов. Гарольд [Николсон] мрачнее тучи, как и прочие аристократы225. Говорят, что монархия в смертельной опасности. Империя разделилась. Мол, такого кризиса не было еще никогда. Думаю, это правда. Испания, Германия, Россия – все отошли на задний план. Каждая газета от первой до последней страницы посвящена теме брака. Всюду фотографии герцога Йоркского [Георга VI] и принцесс. Миссис Симпсон фотографируют с яркой вспышкой в полночь, когда она выходит из машины. Ее багаж тоже попал в объектив. Формируются лагери. Одни топят за Болдуина, другие за Черчилля. Мосли226 использует кризис в своих целях. В общем, все болтают без умолку, и создается ощущение, будто какой-то незначительный человек одним неловким движением запустил цепную реакцию. Империя, иерархия, мораль – вообще все никогда не будет прежним. Однако сегодня появилось ощущение, что чувства перегорели и уже не так сильны. А король может заставить нас всех ждать, пока сам будет сидеть, как непослушный мальчик в детской, и пытаться принять решение.

Вчера вечером, проходя мимо дворца, я увидела толпы людей, ожидающих на холоде – так холодно, что не могу писать, – не сводящих глаз с окон. В двух или трех верхних окнах горел свет.

8 декабря, вторник.

Что же мне делать с этими гранками? Отправить их? Но как набраться терпения и мужества? Что мне писать? Думаю, наброски…

10 декабря, четверг.