Дневники: 1936–1941

Хотела бы я описать свои ощущения в данный момент. Они весьма необычны и неприятны. Интересно, связаны ли они с определенным «периодом жизни» [с менопаузой]? Физические ощущения: в венах пульсирует кровь; озноб; слабость – и страх. Словно стою высоко на карнизе и в ярком свете. Очень одиноко. Л. ушел на обед. У Нессы есть Квентин, и я ей не нужна. Все тщетно. Не хватает воздуха. Нет слов. Сплошная тревога. Будто вот-вот случится что-то действительно ужасное – взрыв хохота в мой адрес. Перед ним я бессильна – никакой защиты против него нет. Тревога и пустота создают вокруг меня вакуум. В основном он чувствуется в бедрах. Мне хочется разрыдаться, но слез нет. Затем мной овладевает сильное беспокойство. Думаю, ходьба бы помогла – ходить и ходить, пока не начнет клонить в сон. Но я начинаю ненавидеть этот внезапный одурманивающий сон. И все же не могу переключиться, чтобы заставить свой разум хотя бы подспудно заниматься книгой. Обрывки мысли кажутся сухими и безжизненными. Но я уверена, что надо продолжать свой танец на раскаленных углях до самой смерти. Да, выходит немного поверхностно. А ведь я бы могла копнуть поглубже, посмотреть на себя, на свою нелепость со стороны и нащупать полное спокойствие – то, которое позволит мне вынести эти муки. Порой я действительно способна на такие подвиги, но на пике страданий впадаю в ужас. Однажды я посмотрела на себя в зеркало и увидела в глазах неподдельный страх. Полагаю, все дело в том, что скоро 15 марта – день, когда моего маленького кролика [роман «Годы»], застывшего в оцепенении посреди дороги, ослепят фары. (Мне нравится эта фраза. Она придает мне уверенности.)

2 марта, вторник.

Меня раскритикуют, освищут, будут презирать и высмеивать – я только что произнесла это вслух. Тем не менее я все утро была поглощена университетской частью «Трех гиней». Неподдельная увлеченность – это надежная защита от ледяного безумия, овладевшего мной прошлой ночью. Почему оно вдруг нависло над головой, словно дождевая туча, и окатило ледяной водой? Потому что утром я отвлеклась и занималась «Картинами», а позже, во время спектакля340, подумала, что Книжное общество даже не прорекламировало «Годы» – да, но кто сказал, что у него безупречный вкус?! В любом случае это ожидание превращается в сплошную ледяную пытку. Я не сомневаюсь, что через месяц буду вполне счастлива. А пока позвольте мне время от времени описывать здесь свой ужас, внезапное ледяное безумие, отчасти, я все еще уверена, вызванное м-п. Не так страшен черт, как его малюют. Хуже всего то, что к роману [«Годы»] наверняка отнесутся с прохладной учтивостью, как к чрезмерно пространной, скучной книге. Все мои предыдущие работы вызывали споры, а эта будет тонуть медленно и мучительно. Но если так, то чего еще мне бояться-то? Полагаю, некоторые люди могут и похвалить, ведь мне действительно кажется, что в книге есть какая-то «важность». Я даже имею право на небольшую гордость за то, что готова встретить любую критику; что мы продали 5000 экземпляров по предзаказу; что мы подзаработаем; что я вношу свою лепту, а не просто забилась в угол и молчу. Кроме того, меня интересует моя собственная психология. Лично я намерена вести подробные записи своих взлетов и падений. Таким образом, озвучивание переживаний и стыда поможет уменьшить их интенсивность. И я уже доказала себе, что по-прежнему могу писать с напором, с восторгом, с увлеченностью. Теперь Би-би-си хочет от меня рассказ.

7 марта, воскресенье.

Как видно из графика, моя душевная температура резко повысилась – сама не знаю почему, разве что я слишком резво взялась за «Три гинеи». Неделя была слишком напряженная, и теперь меня ждет провал. Уверена, что он будет довольно тяжелым, но не фатальным, то есть книгу наверняка проклянут и чуть-чуть похвалят, однако я и сама знаю, в чем ее проблема, и проблема эта не случайна*. Еще я знаю, что у меня как у писательницы и человека есть своя точка зрения. Как писательница я готова к еще двум книгам: «Три гинеи» и «Роджер» (не говоря уже о статьях), – интерес к ним и защищенность моей сегодняшней жизни неоспоримы. По-моему, я доказала это еще зимой. И это не бравада. И если честно, снижение популярности – то, что люди больше не проявляют энтузиазма, – дает мне возможность спокойного созерцания. Кроме того, я могу сохранять отстраненность. Не придется искать чьего-то общества. Короче говоря, я, как ни крути, защищена и с нетерпением жду – после неизбежных метаний и смятения в течение следующих десяти дней – размеренных уединенных и плодотворных весны, лета и осени.

Надеюсь, это решено раз и навсегда. И, пожалуйста, помни об этом в пятницу, когда выйдут рецензии.

* Мы продали 5300 экземпляров по предзаказу.