Дневники. 1946-1947

Вчера мучились скукой на банкете у Магницких (Андр. Никол. и Лидия Петровна), устроенном по случаю избрания профессора в члены-корреспонденты Академии наук. Молодая актриса театра Вахтангова (Елена Мих. Коровина). Говорят, очень талантливая, а по виду блондинистая девушка, могущая быть и милиционером, и кондуктором, и бухгалтершей. Муж ее, инженер Зайцев, из породы Кристи-Михалковых, черноокий, истасканный, больной. Мать Лены была средняя порядочная женщина. Старушка-библиотекарша из толстовского круга Екат. Васильевна Толстая (жена какого-то сына Толстого), была парализована, а теперь совсем ожила. Был проф. Северцев, блондин с узким и еще более удлиненным лицом от бороды, жена его армянка (стареющая). И еще был то ли глухой, то ли так молчащий с женой, у жены каштановые, ближе к рыжему волосы, у него длинные папиросы и больше у обоих никаких признаков для запоминания. Разговоры самые шаблонные, хозяйка носится, хозяин прячется в еде.

25 Ноября. У Вани мать умерла.

Вечер у Магницких в субботу теперь вспоминается как цирк: два клоуна натянуто смешат, а кругом сидят и силятся, чтобы от себя прибавить, хоть что-нибудь выжать из себя в поощрение клоунам.

368

Учительница рассказывала, что «Сталин наверно этого не знает»: как бы мог Сталин допустить, чтобы учителям русским, голодным, измученным вколачивали в голову евреи политграмоту, чтобы жестокость лишения хлеба соединить с жестокостью требования служения «идее». «Дошло до того, что хоть засучи рукава». Мало в этом утешения, дорогая! Идея, которую вам вколачивают в голову, есть воинственная идея нашего времени, и не у нас только, а во всем мире. И голодные не только у нас, а голодает ³/4 населения земного шара. А евреи - это слуги времени, они живут, чтобы не дать себя времени, а взять себе от времени все.

Подарок из Англии (перевод «Жень-шеня») был последним. Вдруг совершился перелом: раньше Англия («заграница») была нам масштабом культуры, и эта марка вдруг была брошена. И это было сделано не зря. В настоящее время той прежней опоры нам нет: смотреться больше некуда, везде духовная нищета и противопоставить нашей «идее» нечего.

Ваня рассказывал, что когда мать его была при смерти, то жалость ее оставила и она велела ему (любимому сыну) уходить: -Ступай, работай, чего ты время проводишь!

26 Ноября. Вот время какое: встаешь - хмуро, потом ясно, и наоборот, встаешь - ясно, а потом все захмылится. Вчера поутру небо было закрытое, а потом явился небывалый по зимнему день: нельзя было найти разницу с Мартом. Разве только, что вот нет снегу еще, а в Марте характерный голубой снег.

У Ляли опять и опять повторяется во сне приход Олега в суровом виде. «За что он мучит меня, - возмущается Ляля. - Он постоянно говорил мне при жизни: "Отложим Любовь до встречи на том свете". Что это за требование! И я понимаю еще в то время: мы были юные, мы жизни вовсе не знали. А теперь это говорить мне...»

369

Мне она объяснила, что это травма, то же, что у меня Инна* снилась лет пятьдесят.

Редко Ляля бывает в тоске, но после этих снов ходит весь день сама не своя. Ей очень скоро все надоедает: сейчас ей надоели мои дневники, особенно дача, гараж. Это естественно для ее натуры артистической, не нашедшей устройства в соответствующем труде, может быть, так же и матери, не имеющей ребенка. Она любит меня, как ersatz и своего личного таланта, и материнства. И конечно, по временам изредка она чувствует этот эрзац и тогда ей снится монах с его суровым упреком.

Два военных, поддерживая пьяного инвалида, спускались на эскалаторе и когда сошли с лестницы, то пьяного инвалида поставили как куклу, находя ему точку устойчивого равновесия. И когда инвалид, опираясь на костыль, удержался, бросили его и ушли. Публика разошлась, и осталась у метро молодая девушка, милиционер. Инвалид увидел ее и направился к ней. Запомнилось холодное отвращение в лице девушки.

27 Ноября. Солнечный день с легким морозцем. Болела голова после кошмарного сна, в котором я что-то забыл сделать и из-за этого произошло несчастье. Сначала я забыл на 5 дней навестить собак, Кенту и выжлеца. Когда вспомнил и пришел, выжлец кончился, а Кента лежала... Потом я взял пять маленьких цыплят и отнес их в поле и забыл, а вспомнил уже дома. Попросил Лялю сходить поискать их, а сам обещался собраться и догнать ее. Но когда я вышел из дому за ней, то забыл шляпу и вернулся. И так весь день прошел, и когда Ляля вернулась, измученная жарой, то сказала, что цыплят она не нашла и, значит, они погибли. А хозяйка цыплят была моя на Васильевском острове году так примерно в 1903-м, т. е. 43 года тому назад, когда мне было 30 лет.

* Инна - героиня автобиографического романа «Кащеева цепь», прототипом которой была Варя Измалкова.

370