Дневники. 1946-1947

1 Декабря. Пороша, наконец-то, пришла и сейчас снег летит. Шильдкред сказал: - Не могу быть с коммунистами: делаю все, как советский гражданин, но быть коммунистом не могу: я в Бога верую. -А разве нельзя быть и коммунистом, и в Бога веровать? - Нельзя: у них делается все «научно» и сомнение исключено, а христианство есть выход из личных мучительных сомнений: «верую, Господи, помоги моему неверию».

Разве нельзя свое личное дело понимать как исполнение воли Божьей: утвердиться в своем таланте и принести дары Богу - разве не сказано об этом в притче о талантах? - Конечно, можно, только на Суде будут разбирать

373

твои дары и назначать цену им, считая твое золото не по весу, а по самой вере твоей.

Надо просить не любви к врагам, а понимания врагов, какие враги свои и какие Божьи, и, поняв, просить силы бороться с врагами Божьими и любить врагов своих личных.

Надо установиться в себе по своему гению и сказать ясно: ты гений, единственный в мире и неповторимый. Утвердив в себе своего личного гения, во-первых, надо это сделать тайной, образующей личность, и, во-вторых, немедленно признать какого-то своего гения в каждом человеке. После того надо искать выражения своего гения, понимая, что и каждый тоже стремится к выражению своего гения.

2 Декабря. Утром в темноте дождь, но на крышах что-то белеется.

Женщина пришла от генерала и спросила. - Вы слышали? Ей ответили: - Нет. И она: - Не слыхали? Ну, так я не буду рассказывать. И как же она правильно поступила. Даже и это передают шепотом друг другу, что вот одна женщина была у одного генерала и узнала от него потрясающую новость, и когда после того к ней обратились с вопросом: - Какая это новость? - она ответила словами: - А разве вы не знаете? - Нет. - Ну, так я не скажу. - Что же это может быть, -старались догадаться передающие о визите женщины к генералу. И сами отвечали: - А разве война? И опять сами же: - Да нет, какая теперь война. Разве... Догадка осталась невысказанной и высказать ее невозможно, потому что она бесформенна и чувство это логически не может быть выражено. Это чувство последней надежды на что-нибудь вроде «да минует меня чаша сия».

Ляля читала «Молодую гвардию» и хвалила Фадеева за добрые чувства к молодежи. Мы любим молодежь за их естественную веру в бессмертие. Если только они здоровы и хороши, то они живут как бессмертные. Да, собственно

374

говоря, и мы, только застрявши в болезнях и неудачах, начинаем обращать внимание на то, что все умирают. И только в самой великой беде нашей рождается в Вифлееме дитя с мыслью о неминуемой смерти.

Да и стоит только взглянуть на массу всяких людей - мужчин, женщин, молодых и старых, бегущих по улицам, чтобы увериться в наличии силы бессмертия, презирающей мысль о том, что все люди смертны. Все смертны, скажет бегущий в очередь за солеными огурцами, а я как-нибудь, может быть, и не попаду в это число. Пусть смертны, а я вот еще поживу и погляжу, как у меня самого это выйдет!

Мысль эта жизненная о себе как исключении в отношении смерти у молодых окружена ореолом распространенного «я» за всех таких же молодых, здоровых, хороших. Но дальше это чувство радости жизни переходит в эгоизм самосохранения, в индивидуализм. Хороший человек, старея, принимая в опыте своем неминуемую смерть близких ему людей, «уходит в себя», пытаясь противостоять смерти по-иному, чем в молодости радостью жизни.

А то, что молодость радуется жизни, это надо понимать и приветствовать, как дерзкое и прекрасное начало борьбы человека за свое бессмертие. Этим и должна у меня в «Канале» закончить свой путь бабушка Мария Мироновна (прочитать Фадеева и напитаться этой мыслью, как напитался у меня сам Фадеев моими запевками).

Итак, жизнь развивается по двум путям, исходя из начального чувства радости жизни (бессмертия), - это чувство: все смертны, а Я как-нибудь проскочу.

Первый путь: самосохранение (индивидуализм).

Второй путь: сознание личности всего человека и себя самого как

необходимой рабочей части всего органического целого.

Мой Зуек представляет собою центр чувства молодой радости жизни (бессмертия) среди эгоистов, подлежащих перековке. Мне надо перекинуть мост (канал) от той радости жизни к чувству радости жизни человека, перекованного

375

на строительстве, радости эгоиста, нашедшего свое место в органическом целом всего человека.