Дневники. 1946-1947

Елагин рассказал, что раз читал книгу и когда отрывался от чтения, то видел перед собою козу, привязанную за кол на траве возле картофеля. Коза выщипала траву, и ей захотелось попасть на картофель. Натянула веревку – не рвется. Вернулась к колу и бац в него лбом. Кол тронулся. Натянула веревку – стало поближе. Она еще раз – бац! Еще стало ближе, и так раз за разом – вытащила кол. Наелась картофеля. А дача стояла под огромной ветлой, и крыша дачи с одной стороны, покрывая тоже и сарай, спускалась до земли. Коза, когда наелась, залезла на крышу и под ветлой наверху улеглась. Пришли 

538

хозяева – нет козы... Стали искать – нет нигде! Стали ждать, и как в сказке – нет козы с орехами, нет козы с калеными. И когда уже спать ложились, слышат с крыши: – ме! ме! У меня толкование: она виноватая спряталась, а когда люди стали жалеть, то явилась.

– Коза, известно, умное животное, – сказала Катя. – А вот кто поверит, что тоже и блохи умные, да какие еще умные-то.

Рассказ, как она выискивала блох у Васьки и замечала: он их выгрызал, а лапами сделать не мог ничего.

– Так поверите ли, блохи стали жить у него на щеках и особенно ближе к носу. Когда я начинаю вычесывать их – найду на всем коте одну, две, а на щеках по десятку, и всегда около носа кучкой штук по пять. Какие умные!

– Никакого ума у блохи: нос – это остров спасения.

Гусь.

– А вот тоже Гусь. Читаю Глеба Успенского. Очень скучное чтение, читаю, больше листаю. <Приписка: Есть такая привычка, листая, рвать страницы. Вредная привычкам Это листание услыхал гусь, обошел меня, и как только я листану – он: га, га! Никогда я так резко не встречался с природой, как если читаю рассеянно: тут паучок какой-нибудь в булавочную головку, и как он интересен. Гусь же очень меня заинтересовал, я уже нарочно стал листать, и чем больше, тем все ближе, листану, и он: га! га! Но мне надо было прочитать Успенского, я принудил себя и про гуся забыл. И вот опять началось, опять листал – вдруг: га! га! и прямо из-под руки гусь вырвал целую страницу из Глеба Успенского.

– Чем же не ум?

– Ум замечательный, только дурно направленный.

– Чем дурно? Гусь же не нарочно рвал страницы, он играл.

<Зачеркнуто: Мои рассказы – игры: 1) Жулька и бабочка (опасная игра). 2) Трясогузка: трясогузка и котенок.

539

3) Трясогузка и Жулька. 4) Трясогузка и Нора. – Так это игра? – Значит, игра тоже ум.>

<Зачеркнуто: Сочиняю для музея Горького.

Бабушка в «Детстве» Горького мне кажется самым удачным в русской литературе образом нашей родины. Думая о «Бабушке», понимаешь по ней, почему родину представляют себе в образе матери, и хочется вспомнить, кто в русской литературе нашу землю родную понял так же хорошо, как землю наших отцов, как наше отечество>

6 Июня. Москва. Погода налаживается: и ветер кончился, и тепло подходит.

Теща очень плоха, и Ляля очень тускнеет. – Ты, Ляля, мучишься? – Да, я мучусь тем, что не могу мучиться: устала.

И еще бы! уже при мне, на моих глазах восьмой год умирает! Сколько уже раз было, что Ляля приходит в торжественное состояние для проводов матери в иной мир. А она опять отживает и продолжает существовать уже на более низкой ступени бытия (в том-то и ужас для Ляли, что бытие становится не сложнее, не духовнее, а все проще, все материальнее). И если теперь придет новый удар, лишит языка и остатков мысли, то дело наше будет совсем плохо. И вся надежда останется на добрых людей, которые теперь у нас поселились.

7 Июня. Москва. С утра натягивает облака, возможен дождь, но уже теплый. Возрастают надежды на урожай. И, конечно, при урожае будет наверно лучше.

8 деле охраны природы делает себе карьеру никому неизвестный, поганый человек Галицкий, и с этим ничего не поделаешь: он ставленник Лоцманова, и мы тоже: нас Лоцманов ставил («я напоролся на вас» и т. д.). Вчера видел список членов совета, не выбранных, но уже утвержденных, среди них и Галицкий. Мой доклад, видимо, очень не понравился Лоцманову, и он направил его в «Большевик».

540

Если не напечатают, у меня будет хороший повод отказаться. И надо это сделать, потому что мне уже поздно мечтать овладеть машиной советской общественности. Так, если бы я не научился управлять автомобилем лет 15 тому назад, теперь бы не ездить мне по Москве. А впрочем, мы еще поглядим, так или иначе, а скоро должны быть какие-то перемены... Не будем вперед забегать.

После обеда постараемся выехать в Дунино.

Сандип («Дом и Мир» Тагора) – вероятно, влияние все того же Ницше: попытки оправдания добра жизнеутверждением зла: «Бесы», Раскольников, Марк Волохов. Из всех этих попыток наиболее удачная вышла у Тургенева в «Базарове».