Читаем Дневники. 1946-1947 полностью

Так, наверно, религиозные люди, вникая в нерукотворную природу, узнают в душе своей друга своего, оачеркну-то: Бога> Творца видимого. Так и книги пишутся, и картины, и дворцы строятся, и возникают богоподобные фигуры. Все такое начинается тем, что одинокая душа ищет своего места в Целом, переполняется желанием, как грудь женщины молоком, и на желание приходят...

29 Июня. Рожь цветет. Бывает, ляжет вода – ни рябинки! И облака тоже не изменяются, и что так редко-редко бывает: сама душа человека спокойна, праздник и мысли, и сердцу.

Есть в природе борьба за существование, где каждый борется за свою собственную жизнь, а у человека сверх этой общей со всей природой борьбы есть еще борьба за первенство. У нас мало того, чтобы самому выжить, нам

577


хочется и людям помочь. Мы это делаем невольно, как мучится невольно женщина, рождая нового человека, и ей кажется, будто этот новый человек у нее будет лучше всех. Так и мы в борьбе за первенство, за свое представительство в лучшем получаем власть вести за собою людей и спасать их. Конечно, и маленький Зуек, как только явились намеки на победу в борьбе за существование, тоже почувствовал приближение желания кому-то помочь, кого-то спасти. Но вокруг людей не было, и ему оставалось лишь первенство среди зверей. В борьбе за первенство рождается власть, и он чувствовал в себе эту власть-Один из планов «Царя» – это представление власти в своем происхождении как борьбы человека за первенство. «Имеющий власть» есть представитель борьбы человека за свое первенство. NB. Указать где-нибудь в «Сказании о венике», что не в одиночестве сила прежних пустынников, а в наличии такой крепкой связи между людьми, что можно было и в одиночестве жить, как будто с людьми. И что «слабость» пришла не оттого, что люди вместе сошлись, а что подчинились. Мы спрашивали бабушку: – Выходит, что парить веником грех? – Глупенькие вы, – отвечала Мироновна, – париться своим веником нет никакого греха, а из рук нечистого веник – это соблазн. Я же вам сказала, что веник был у отцов искушением: они пошли на него и обрели слабость.

Теща и Катерина Николаевна – это совершенно как две куклы, одна (теща) кукла – царица без подданных, другая – просто курочка.

30 Июня. Роскошно знойный весь июнь кончается, на небе беспокойно, ветерок, к вечеру похолоднело.

Ходил пешком на лесопилку и думал о своей работе «Царь».

Ясно складывается, что будут три части: 1) От начала начал до ухода старухи. 2) От приезда рабочих до прихода воды последней весны. Посвящено раскрытию сущности

578


власти как необходимости (Надо) и образованию личности, преодолевающей необходимость (свободы). 3) Царь природы: показать это самое в приключениях Зуйка. Запевка.

Какое наследство получает, рождаясь на свет, каждый из нас? Люди это знают, люди этим жили и нажили, а ты, мой мальчик, уходишь от наследства тысячелетий миллионов людей и хочешь весь труд их в борьбе за свободу взять на себя. Ничего тебе не сделать, ты пропадешь, если только особенное счастье не пригонит и не поставит твою лодочку на волну великого движения и твое личное «Хочется» не определится в океане «Надо» всего человека.

Так ли я думаю?

Вокруг меня лес и могучие стволы столетних деревьев, и цветы внизу, и папоротник, и мох, и ручей, и птицы сверху глядят на меня, и белка играет еловыми шишками. Все там правильно, все понятно, все подтверждает и выговаривает: ты правильно мыслишь.

Прихожу и становлюсь на работу среди людей и смотрю на их дело и на свое: все правильно!

Нам остается только положиться на случай или на счастье в судьбе нашего маленького, обреченного на гибель героя.

NB. Топи, топи, Михаил, все эти мысли в действии, держись простоты «Кладовой солнца», всем понятной, пусть у тебя будет разговор со всем народом, с людьми образованными и необразованными, старыми и малыми, русскими и нерусскими.

Июль 

1 Июля. У Норы течка.

Прохладно. Еще изредка слышишь кукушку. Рожь налила до половины. И вот как бывает в Январе, вскоре после солнцеворота выпадет такой денек, с такой зорькой, что напомнит о том, что впереди весна. Так и теперь перед самым жарким временем вспоминается осень.

579


Мы с Лялей ходили на базар (за 5 километров) в Звенигород, купили 1/2 кило мяса, Утку чая и 5 стаканов земляники по 5 р. за стакан.

Ляля быстро начинает врастать в нашу дачу и почти каждый день говорит, что это лучше Кавказа, Крыма и всего на свете. – Ляля, – спросил я, – а не тревожит тебя мысль о нашем благополучии? – Вот еще! мало ли мы мучились: мы заслужили.

Правда, ее жизнь как музыка с бегущими звуками без пауз: в нее надо внедрить паузы. И мне кажется, я мог бы это сделать для нее, если бы мы жили вдвоем.

2 Июля. То ясно, то пасмурно. Холодно.

Собираю усердно своего «Царя», свинчиваю совершенно как машину. Топить Марию Уланову раздумал, а то непременно наши хитрецы поймут ее как искусство, которое при нашем добродетельном правительстве теперь погибает. Ударение будет сделано на том, что она бросается в воду и увлекает за собою Рудольфа с урками.

Перейти на страницу:

Все книги серии Дневники

Дневники: 1925–1930
Дневники: 1925–1930

Годы, которые охватывает третий том дневников, – самый плодотворный период жизни Вирджинии Вулф. Именно в это время она создает один из своих шедевров, «На маяк», и первый набросок романа «Волны», а также публикует «Миссис Дэллоуэй», «Орландо» и знаменитое эссе «Своя комната».Как автор дневников Вирджиния раскрывает все аспекты своей жизни, от бытовых и социальных мелочей до более сложной темы ее любви к Вите Сэквилл-Уэст или, в конце тома, любви Этель Смит к ней. Она делится и другими интимными размышлениями: о браке и деторождении, о смерти, о выборе одежды, о тайнах своего разума. Время от времени Вирджиния обращается к хронике, описывая, например, Всеобщую забастовку, а также делает зарисовки портретов Томаса Харди, Джорджа Мура, У.Б. Йейтса и Эдит Ситуэлл.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Дневники: 1920–1924
Дневники: 1920–1924

Годы, которые охватывает второй том дневников, были решающим периодом в становлении Вирджинии Вулф как писательницы. В романе «Комната Джейкоба» она еще больше углубилась в свой новый подход к написанию прозы, что в итоге позволило ей создать один из шедевров литературы – «Миссис Дэллоуэй». Параллельно Вирджиния писала серию критических эссе для сборника «Обыкновенный читатель». Кроме того, в 1920–1924 гг. она опубликовала более сотни статей и рецензий.Вирджиния рассказывает о том, каких усилий требует от нее писательство («оно требует напряжения каждого нерва»); размышляет о чувствительности к критике («мне лучше перестать обращать внимание… это порождает дискомфорт»); признается в сильном чувстве соперничества с Кэтрин Мэнсфилд («чем больше ее хвалят, тем больше я убеждаюсь, что она плоха»). После чаепитий Вирджиния записывает слова гостей: Т.С. Элиота, Бертрана Рассела, Литтона Стрэйчи – и описывает свои впечатления от новой подруги Виты Сэквилл-Уэст.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное