Дневники. 1946-1947

Явно, что не читал, а уж так ли не сладко-приятно уверял меня. Вот так из бездарности такие и подобные люди создают величины, получающие самостоятельное вращение в мире. И счастлив, кто вовремя успел остыть от этих похвал и остаться самим собой. За себя в этом отношении больше теперь не боюсь, у меня есть валюта: похвалы из тюрем и больниц.

Природа. Душа всего человека может быть и составляет в своем великом единстве то самое, что мы называем природой (М. Пришвин. Школа радости).

4 Марта. Пост. Канон Андрея Критского.

Отец Александр и «Господи, Владыко живота моего!». Собрались лучшие люди и бичуют себя словами царя Давида, а недобрые люди, разбойники, знать ничего не хотят. Надеемся, что и до них дойдет.

Какой же мой-то грех, в чем мне каяться? Я его знаю, но не могу назвать, и его нет среди общих грехов. Я бы назвал его как грех прощения и забвения, особая слабость и распущенность под видом доброты в то время, когда надо немедленно действовать, не прощая, не забывая, - это раз, и еще - я не имею ни малейшего расположения к добру, и хотя его и делаю, но не по своему замыслу и усердию, а по слабости: не могу отказать. Скорей всего это есть «дух праздности».

Из хороших же духов в великопостной молитве чувствую на себе веяние духа смиренномудрия (а может быть,

68

отчасти и целомудрия). Эти духи образуют мою совесть. Но вот как раз-то эта совесть и удерживает меня в раздумье перед прямым добрым делом, а раздумье и совсем лишает охоты к добрым делам. Моя совесть как будто питается не только смиренномудрием и целомудрием, а и страхом преступления. Нравственно же здоровый человек не должен чувствовать своей совести, точно так же, как не чувствует физически здоровый человек своего здоровья.

Итак, идем дальше. Получается из этого рассуждения, что совесть или страх преступления, а вместе с тем, значит, и сознание представляются вторичными качествами человека, что лучше их нам представляется непосредственное действие нравственно здоровой натуры.

Есть у нас у всех такое чувство: так поэты славят девственную природу, Толстой - зовет к земле, Гитлер - к здоровой расе и т. д. И я, когда встречаю честного немца Курелло, дивлюсь и восхищаюсь прямоте его действий и обилию знаний. Коммунисты, конечно, тоже исходят из этого первичного нравственного здоровья человека.

Так мы все уповаем, но при первом испытании отступаем от этой теории первичного нравственного здоровья - «действенная природа» всюду портится: Толстой смешон со своею пахотой, Гитлер безумен, и я сам, разобрав Курелло, понимаю этого немца-коммуниста вполне как фашиста: он внешний человек, и раскрытие его личности в делах вполне может привести к открытию чего-нибудь вроде атомной бомбы. Итак, первичное нравственное здоровье не существует, это наша мечта («Идея»).

К чему же я прихожу? К возможности оправдания себя в отступлении от непосредственного действия: ценою разрушения своего первичного нравственного здоровья, которое вовсе и не было так хорошо, ценою обретения страха преступления я образую свою совесть и сознание. И окончательно: грех есть фактор моего сознания: - Дай мне зрети мои прегрешения.

Ф. поставил вопрос так: чем отличается в большом моральном плане коммунизм от фашизма?

69

Фашист стремится к господству над миром во имя расы, коммунист - пролетария.

Преступление и отступление: личность человеческая,

возникающая путем преступления и путем отступления.

Немцы - путем преступления, русские - отступления.

Идеология преступления (завоевание) и идеология отступления (православие).

А что это социализм (большевизм)? Это взрыв скопленной народной энергии.

Приходил Александров из «Смены», настоящий русский Александров, окончивший ИФЛИ. Он сказал, что ни в каком журнале невозможно хорошо работать из-за делячества и администрирования. Есть и рукописи, есть и люди, но деляги и администраторы забивают все пути. ' - Но, позвольте, - ответил я, - вы это вообще говорите, а в частности всегда имеется какой-нибудь люфт. Возьмите в пример меня: я весь в люфте. Есть и другие. Давайте говорить в пределах люфта.

Он очень удивился такой возможности, и не мудрено. По молодости он думает, что все на свете движется общими мерами, и верит в возможность применения какой-то такой меры, что вдруг станет всем хорошо. В опыте своем к старости мы понимаем, что общие меры есть посев неизвестных семян на неизвестные годы. И в то же время мы узнаем, что «люфт», т. е. личное сознание необходимости, есть основная тайная сила движения.

5 Марта. После трех величайших по яркости света дней пришла хмурая метелица с холодным ветром. Из сломанного желоба ампирного здания лилась вода на дерево и застыла на нем сосульками. Придет красный день, и золотые капли с этих сосулек побегут по сучкам дерева.

Прелести природы. Нашла меня мысль одна и осталась со мной.

70

Это мысль о том, что наше всеобщее верование в изначальную девственность природы есть наш собственный миф, как тоже есть миф наш о девственной морали первобытного человека, и все эти мифы не больше как ответвление основного мифа о золотом веке.