Читаем Дневники. 1946-1947 полностью

Говорят, что Репин не нарисовал ни одной голой женщины. Почему это? С каких времен пишут художники голых баб, почему же Репин? Порок это или добродетель?

Варвары обращаются с искусством, как медведь обращался с пустынником: желая добра, хлопает лапой по мухе. А еще похоже у них на какой-то чан, куда искусство бросают как черный металл на переплавку, чтобы сделать из него полезные вещи.

59

Выйти художнику из своего опасного покровительства можно путем обращения к высшему началу управления, откуда расходятся пути хозяина и работника. Другими словами, надо включить в свое творчество такой план, который отвечал бы и требованиям начальника и сохранял бы личность работника. Никакая социология не может разрешить этого вопроса. Назовем же этот план творчества правдой.

Художник, начиная творить, молит Бога о даровании правды (не это ли: «Научи мя оправданием Твоим») и, когда кончает и хозяин приходит и радуется, художник благодарит Бога, что ему удалось угодить, что его лучшее желание, обращенное к Богу, его собственное личное «Хочется» и хозяйское «Надо» сошлись в единстве творения, как сходятся два ручья, бегущие в реку с той и с другой стороны.

Понять себя, как раба Божия, значит спасти свое «Хочется» (личность), заключив ее вовнутрь необходимого «Надо».

Когда я совершаю какой-нибудь проступок, я очень удачно защищаюсь тем, что беспрерывно отвечаю на все упреки, повторяя одно и то же, как самый маленький мальчик: не буду, не буду! Я так к этому привык, что когда однажды милиционер остановил меня свистком за неправильный поворот и потребовал права шофера, чтобы их отнять у меня, я стал повторять: не буду, не буду. И милиционер самого свирепого вида чуть-чуть улыбнулся и чем-то довольный отпустил меня словами: - Ну, смотри, отец, другой раз попадешься -не прощу. И я в ответ повторяю: не буду, не буду! С тех пор я вовсе перестал бояться автомилицию, скажу свое «не буду» - и всякий меня отпускает.

Итак, решено: Михаил откладывает «Жениха» и берется за сказку или былину «Падун». Собравшись с духом, махну вещь напролет, не обращая внимания на главы, которые не пишутся.

26 Февраля. Снежок падает и тепло, только не тает. Все так рано чувствуют весну, чего, кажется, в прежние время не бывало: вероятно, покойней жилось.

60

Были в «Октябре» на суде редакции, подсудимым была моя несчастная «Мирская чаша». Но прежде чем выслушать приговор, я сам высказался о ней, о причинах мытарства с нею, именно, что произведение носит характер оправдания личного мнения. Со мной все согласились, и когда я заявил, что печатать сейчас не буду, все обрадовались и облегченно вздохнули. К чести Панферова надо сказать, что он готовился все-таки печатать. Так окончилась, наконец, эта моя болезнь, названная «Мирской чашей».

Готовлю сборник для Чагина, 12 листов, под названием «Кладовая солнца», и в нем кроме «Солнца», «Родники Берендея» и «Рассказы егеря».

Думаю о Курелло: вот немец-то, настоящий, прежний, из старой семьи. Впервые слушая его, понял, что такое в человеке честность: это есть направление ума к внешнему миру, ума, минующего собственную личность. В результате такого действия ума образуется атеизм, или безбожие, и то, что сказано в «Фаусте»: «В начале было дело».

Русский же человек исходит настолько из себя, что часто у него даже и не доходит до дела, и если доходит, то все у него совершается нечестно. Внешний ум его с «честностью и прямотой» вероятно и порождает стремление к власти (охоту властвовать).

И «господа» это те, кто способен глядеть на внешний мир прямо, минуя себя, открывать законы господства человека над миром. Люди, вооруженные такими законами науки в германском представлении, и составляют «высшую расу». Человек этой высшей расы, минуя личный внутренний опыт, вместе с тем и «грех» переносит из себя во внешний мир. Представитель высшей расы господ готов отнести этот грех к человеку низшей расы, как определение раба.

Внешний ум, минуя личность, определяется материалистично и, вообще, «В начале - дело» есть материализм. Напротив, «В начале -слово» есть философия личности - идеализм (действие внутреннего сердечного ума).

61

Вот почему коммунист-немец Курелло воспринимается нами как «честный», а какой-нибудь русский коммунист, пусть хоть Панферов, воспринимается как лукавый человек.

27 Февраля. Внешний ум с его «честностью» вероятно и к власти приводит, и «господа» - это те, кто способен на внешний мир глядеть, минуя себя, и оттого «грех», порождаемый внутренним опытом, перемещается из себя вовне, отчего появляется такая вера, что не я виноват, а кто-то вне меня, и что если эту причину зла уничтожить, то будет всем хорошо.

Внешний ум, минуя личность, определяется материалистично: его интересует материя, и, вообще, «внешнее дело» есть материализм. Напротив, «В начале бе слово» (личность) есть философия личности, есть идеализм (внутренний «сердечный ум»). Прерафаэлиты. Они восстали против тех настроений, которые поддаются предварительному учету разума, и потом уже запоздали для поэзии.

Перейти на страницу:

Все книги серии Дневники

Дневники: 1925–1930
Дневники: 1925–1930

Годы, которые охватывает третий том дневников, – самый плодотворный период жизни Вирджинии Вулф. Именно в это время она создает один из своих шедевров, «На маяк», и первый набросок романа «Волны», а также публикует «Миссис Дэллоуэй», «Орландо» и знаменитое эссе «Своя комната».Как автор дневников Вирджиния раскрывает все аспекты своей жизни, от бытовых и социальных мелочей до более сложной темы ее любви к Вите Сэквилл-Уэст или, в конце тома, любви Этель Смит к ней. Она делится и другими интимными размышлениями: о браке и деторождении, о смерти, о выборе одежды, о тайнах своего разума. Время от времени Вирджиния обращается к хронике, описывая, например, Всеобщую забастовку, а также делает зарисовки портретов Томаса Харди, Джорджа Мура, У.Б. Йейтса и Эдит Ситуэлл.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Дневники: 1920–1924
Дневники: 1920–1924

Годы, которые охватывает второй том дневников, были решающим периодом в становлении Вирджинии Вулф как писательницы. В романе «Комната Джейкоба» она еще больше углубилась в свой новый подход к написанию прозы, что в итоге позволило ей создать один из шедевров литературы – «Миссис Дэллоуэй». Параллельно Вирджиния писала серию критических эссе для сборника «Обыкновенный читатель». Кроме того, в 1920–1924 гг. она опубликовала более сотни статей и рецензий.Вирджиния рассказывает о том, каких усилий требует от нее писательство («оно требует напряжения каждого нерва»); размышляет о чувствительности к критике («мне лучше перестать обращать внимание… это порождает дискомфорт»); признается в сильном чувстве соперничества с Кэтрин Мэнсфилд («чем больше ее хвалят, тем больше я убеждаюсь, что она плоха»). После чаепитий Вирджиния записывает слова гостей: Т.С. Элиота, Бертрана Рассела, Литтона Стрэйчи – и описывает свои впечатления от новой подруги Виты Сэквилл-Уэст.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное