Да, это тайный вопрос, до того тайный, что... не знаю, как и назвать. Представить надо себе человека до того актером, что игра для него стала реальностью, игра - это в самом деле, а все остальное -несущественно.
Потом игра эта, нужно сказать, не какая-нибудь где-нибудь, а в своем собственном сердце и неизвестно для кого. И еще, что игра эта находится в таком большом споре с жизнью, что иногда и подменяет жизнь, и, называя себя жизнью, говорит: это Я!
Возьмем какой-нибудь жизненный фактор, пусть любовь. И вот я играю в любовь, жертвую всем для возлюбленной, вкладываю в нее всю душу, работаю, мучусь, старею, а в тайне, в самой глубине души, в тайне, таимой от себя самого, я свободен там и от любви... и даже, если и Бог, и я честно служу Ему и молюсь, а в той тайне свободен и от Бога, и от социализма, и от всякого добра, и скорее всего вот то-то, содержимое в последней тайне, неприступной для себя самого, и есть истинный Бог.
Иногда игра наша в жизни бывает так совершенна, что и то таинственное неприступное существо в игре нашей, может быть, как по лесенке нисходит... Но это же в нашей власти, мы сами можем только играть.
285
Что Ляля своего Бога «разыгрывает» - в этом смысле для меня нет ни малейшего сомнения, потому что ведь и я тоже такой: играю в надежде глупейшей, что Недоступный и от всего Свободный заинтересуется и выйдет на мою лесенку. В этом смысле - мы священнослужители. Но вот для меня вопрос, но, впрочем, нет: какой может быть вопрос, что и любовь наша тоже игра, и мы не вправду любовники, а два мастера сцены сошлись, заинтересованные друг другом.
Сколько у Ляли житейских недостатков, но когда начнешь в раздражении, обобщая их, добираться до ее существа, то всегда оттуда падаешь и стыдишься за то, что затеял это. Между прочим, она уверяет меня, что в отношении меня у нее никогда не бывает подобного искушения распространять недостатки моего характера на мою душу. В душе моей она не сомневается.
К повести «Жених»: как женщина самца постепенно превратила в батюшку.
Собаки, конечно, не понимают мыслью Бога, как люди, но зато они своего бога видят, им это дано: видеть бога. Люди с низшим интеллектом тоже верят больше глазу, и даже воздух, невидимый глазу, но осязаемый, им менее вероятен, чем то, что берется на глаз.
Для чувственного человека мысль совершает непрерывные чудеса, но он действия всех этих электроволн принимает не как чудо, а как хитрость, умысел, вроде воровства (человек как бы Бога обкрадывает). Вот это обнищание духа наравне с фактическим нарастанием чудесного и сопровождает движение цивилизации, вместе с нарастанием зла.
Вчера Лева приходил с дочкой, и мы с ним впервые говорили по душам, и я впервые был ему как настоящий отец
и друг. Если так же дойдет до Пети и, может быть, успеет дойти и до Ефр. Павл., то это возрождение семьи надо будет считать делом Ляли.
Лева мне напомнил о том, как мы определялись в начальные и последующие годы революции, и спросил:
- Значит, мы ошибались, мы были дураки?
- Значит, - спросил я в свою очередь, - были умными те, кто делал революцию?
- Да!
- Спроси их теперь, и действительно умные из них скажут, что они ничего не видели и ни чего не понимали.
- Кто же вел жизнь?
- Борьба тех, кто называл себя политиками, и тех, кто отстаивал нравственные начала, созданные историей своего народа. Эта борьба и сейчас продолжается: одни домогаются атомной энергии, чтобы утвердить власть, другие - любовь.
Дела на сегодня: 1) Собачий вопрос. 2) Машину поставить в гараж. 3) Съездить к Крутикову. 4) Страховка Дунина. 5) Визитер с бумагой и кукольный театр.
Зотов Иван Андреевич, егерь, ст. Быково.
Газета «Культура и жизнь», или «Все там будем».
Разгадка несчастья Зощенко: фашисты напечатали его книгу под заглавием «Правда о советской России». Писал он и понятия не имел о такой «Правде», а вот вышла все-таки правда.
Заказал Крутикову ссуду на 25 тыс. и путевку: на след, неделе позвонить.
285
История падения 2-го секретаря комсомола Мишаковой («Ишаковой»). Месяц Москва радовалась. В ней содержится в кубе то, что в царское время мы называли черносотенством.
Вспомнил мать Долохова («Война и мир») и понял из современности, почему Толстой сделал головореза сентиментальным: из психологии босяков наших (беспризорников) понял. Вспомнил пример животного эгоизма: «Шурка Егоров».