Зуек (детство). - Весь человек (вечность, бессмертие, творчество). Творчество, как вечное рождение. Смерть, тьма, зима, берега, зло.
Постановление ЦК - это последний этап революционной этики, направленный против личности, реализующей себя в искусстве. То же самое говорил Легкобытов Блоку на вопрос его: «Что мне делать со своей личностью? - Бросьтесь в наш чан, - отвечал Л., - и воскреснете вождем народа». И если мы все в нашей домашней философии, поднимая вопрос о загробной жизни, разделяемся: одни остаются при бессмертной личности, другие претензию на личное существование объясняют недостаточным смирением перед вечностью, то разве и постановление ЦК не есть требование смирения личности перед вечностью и наше сопротивление - есть сопротивление личности. Так надо и помнить, что эта тема о поглощении личности и есть основная тема истории русского народа и его интеллигенции.
Остап у Гоголя образец воина, Андрий - это художник. Остап идет прямо к цели, Андрий должен между собой и родиной ставить некую Музу и, очарованный ею, погибает для родины. Русская революционная этика требует от Андрия, чтобы он эту Музу привел в отцовский дом и, как бабу деревенскую, заставил работать на общее благо дома.
Думаю много о силе, как общей подкладке добра и зла: на этой подкладке добро и зло - два разнопоставленных агента в творчестве, без силы нет ни зла, ни добра. Значит, в том и в другом случае, собираясь на путь добра, равно как и зла, мы должны обеспечить себя силой.
Удар по бедному человеку: повышение государственных цен в геометрической прогрессии и пайковых денег в арифметической -прямо по Мальтусу. Старухи застонали, сильнее собираясь с силами.
Перовская служит прислугой у профессора.
Пермитин, вернувшись из ссылки, написал коммунистический роман и подал в партию, как Бородин. Теперь определится, конечно, на гадость.
289
Вчера на ночь я Ляле сказал:
- Личность в русской истории, мне представляется, стоит всегда перед искушением во имя общего блага броситься в некий чан. Помнишь Андрия в «Тарасе» у Гоголя, соблазненного красотой. Мы вместе с Гоголем ему сочувствуем, но во имя общего дела, родины отец убивает его.
Помню, как Блок стоял у края чана секты Легкобытова и вождь секты искушал его: - Бросьтесь в наш чан и воскреснете вождем народа. Блок отвечал: - А куда же денется моя личность? Нет, не могу!
(Но после не утерпел и в своих «Двенадцати» бросился и не воскрес.
А постановление ЦК - разве это не подлинный чан?)
А Флобер, высказывающийся о личном бессмертии, что претензия на бессмертие есть недостаточное смирение перед вечностью - разве это и у французов не то же искушение чаном, что и у русских?
- Ты забыл, - ответила Л., - о Коньке-горбунке: помнишь, он бросился в чан кипящий и остался невредим, а царь бросился по его примеру и сварился. Эта сказка обещает нам бессмертие личности. Так мы утешаемся сказками.
Решил на московское собрание писателей пойти, послушать внимательно и помолчать. Если же потребуют, то сказать что-нибудь, не высказываясь по существу, добродушно и, может быть, простодушно. Нового ведь тут нет ничего, разве возмущение Крупской на то, что я утенка назвал стахановцем, питается не теми же соками?
План: сегодня - сборы, завтра - собрание, среда - выеду в Дунино.
Достал резиновую лодку и, вообще, вся жизнь складывается очень ладно: тоже вот и Барютины переезжают, и с прислугой, и все.
Но удар от постановления ЦК выбил самую душу. С какой стороны не примешься думать, и все нет выхода. В
тюрьме, бывало, обидят и тут же компенсируешь себя злостью будущей революции. А теперь мысль о революции или какого-нибудь подобного выхода не утешает. Этого выхода нет: революция не выход, и в этом безутешная новость нашего положения.
Почему бы они не могли предложить ССП разобрать это дело и после того, имея мнения самих писателей, как материал, присоединить к нему свое авторитетное заключение?
Потому что они имели прямую директиву непосредственно от самого политического факта. Предоставив писателям разбираться в этом деле, не имея возможности предоставить в их руки эти секретные факты, они бы писателей поставили в неловкое положение. Так, наверно, и все в этом деле, если все учесть, то злой воли не окажется, а так само собою выходит.
Так и во всем другом: так оно выходит, и если ты сказал «А» в революции, то получай теперь «Б». Серьезная революция, наверно, бывает один раз в таком-то народе, после чего складывать свою обиду в копилку новой революции пропадает и охота, и смысл.
Такое состояние духа у нас впервые, и мы должны к этому привыкнуть, и образовать свое новое гражданское поведение. Вот это
новое и надо мне дать в моей новой работе.
С этой единственной точки зрения, то есть осознания необходимости и через это обретения свободы, и надо наблюдать завтрашнее собрание писателей.
В природе не весь человек, но природа вся в человеке, отсюда понимание природы по себе и в то же время объективное.