Дневники. 1984

16 февраля, четверг. Практически после Франции не пишу. Москва встретила кучей проблем, и главная — резкое неприятие меня в институте, неприязнь Смирновым, Калу­гиным и вокруг них. Я отчетливо сознаю, что это их собственна проблема: ненаписанные диссертации, неутверждение в профессуре, сужение круга исследований и собственная близкая старость, которая гонит их шебуршиться — вот причина. Но все это, так же как и закулисную при­вычку чесать языками — переносить трудно. По спине я чувствую не­приязнь. Хотя бы за то, что пишу, за имя, за то, что выкручиваюсь без нянек. С Володенькой, нашим-дорогим, связано, конечно, и квартирное решение. Хочется выхватить голубчику из института квартирку и остаться чистеньким. И здесь самое хорошее: ату его, отвлекающий мо­мент.

А проблема Сорокина, а Калугина... Ну последний-то психованный. Сорокин, это, конечно, редкая звезда работников, рожденных нашей советской властью.

...Как я не люблю эту работу. А делать ее надо — часть и достоин­ство важнее. Проживу.

 Вчера, 15-го. В «Юности» выдали премию — «Диплом им. Катаева» за роман «Затмение Марса», 250 тыс. р. и медаль Полевого. Хорошо и интересно говорили. Говорил хорошо и я сам. Были Л.И.Скворцов, В. Орлов.

Вчера же появилась в «Новом мире» разгромная рецензия Аллы Марченко на «Сезон засолки огурцов». Вполне естественно, это про «ихних». Переживу. Главное, заметили — и слава Богу.

У С.П. «Юность» приняла повесть. Мне здесь есть чему завидовать. Наверное, я горжусь ею больше, чем «Марсом».

17 февраля. Прилетела из Берлина B.C. Утром разбирался со своей зарплатой, кото­рую мне назначили во время моей командировки в Париж. Она оказалась ровно в 2 раза больше — 1 млн. 200 тысяч. Постарались Саша и Оля, Лев Ив. подписал. Были аргументы, но все не забыли и себя. Привел все до уровня прежней нормы — 600 тысяч. И тем не менее, чув­ствую, что вокруг меня творится сговоренная вороватость Саши и Оли.

Все-таки В. П. своего добился: ощущение травли вокруг меня проявлявляется, и я нервничаю, не могу работать. Пора решиться уйти, но привычный порядок сломить — это меня страшит. В конце концов, так мало сделано для института, почему же я должен сдавать позиции? Моя нерешительность и стремленье поступить со всеми по-человечески только плодит интриганов.

Вчера встретил старого Юрия Павловича, которого имел неос­торожность оставить в ученом совете и дать часы, и он сухо, как с по­койником, со мною поздоровался. Писал ли я, что мне заказывают роман о В.И.Ленине? Это, может быть, и есть выход. Верность никогда не подводит.

18 февраля,пятница. Весь рабочий день продолжается 14 часов, как на рабских рудниках. Одно сладкое утешение — визит Александра Терехова. Прекрасный краси­вый человек с очень сильным чувством слова. Я поклонник его «Зёмы». Ему достается и не пускают к пирогу известности за стихийно русское начало. Во время часового разговора снял с меня допрос по всем па­раметрам, касающимся творчества: как писать, что, как не страдать. Вынюхивал, как собака, травку, когда больно. Вечером был Нерлер, подарил книжку о Мандельштаме. Как в прошлый раз до театральной нашей ссоры мы хорошо поговорили: одни «Огурцы» подарил ему, другие — библиотеке Мандельштамовского общества, а тре­тьи— С.С.Аверинцеву в Вену. С.С. сейчас заведует кафедрой славистики в Венском университете.

Плохо и тревожно сплю. Все надоело. Ощущение, что Смирнов, Калугин ведут против меня интригу. На ближайшем совете все выскажу — или пе­ревыборы или определим срок этих выборов.

В 15.15. по радио опять шла моя передача — «Студия молодых». Послушать не удалось, опять был потерявший мое уваженье Саша, с пожарными идеями.

19 февраля, суббота. Накануне вечером и отрывками в субботу читаю дневники К.И.Чуковского. Карандашом делаю пометы, а потом спишу цитаты. Концепция моего «сло­варя» выжимается с каждым днем все отчетливое. Надо бросать институт и садиться за дело, иначе ничего не получится. Если соглашусь работать, то не более 3-х дней. Понедельник, вторник, четверг.

Четверг. Сегодня, по сути, все решится. Мне надоели разговоры за моей спиной, интриги, разные голоса... Пусть похлебают из моей чаши... Рас­пустим Ученый совет и выберем новый, и «Совет»выберет нового ректора. Или пусть ясно и четко проголосует: когда я должен устроить перевыборы.

Последнее время стремлюсь выплыть изо всех сил из финансовой безд­ны: но встречаясь с ректорами, я все время слышу — положение у всех почти такое же. Мы, хозяйственники, считатели унитазов. И вторая за­бота: оградить институт от воровства своих и чужих, которые все тянут свои щупальца.