Дневники. 1984

Вечером были у Натальи Борисовны Соллогуб, дочери писателя Б.С. Зай­цева. Они с мужем Андреем Владимировичем живут в районе бульвара Гарибальди в собственной квартире. Здесь же сразу выучили меня ритуалу хождения в гости: я в джинсах и кофте, а хозяйка — в стро­гом костюме и на каблуках. У Андрея Владимировича белый платочек в кармане. Их браку 62 года. Двое, кажется, детей, и с десяток внуков. Опять к восхищению стоицизмом (хозяйка, не стесняясь, сказала: я вся в операциях, у меня в теле протез, титановый гвоздь и в бедре такой же искусственный сустав, у Андрея Владимировича почти потеряно зрение, он все время шарит по столу и берет не те предметы. Очень снижен слух, говорить приходится громко: здравствуйте, Андрей Владимирович (!!!) Прибавляется у меня и чувство зависти — семья. Большая, расчлененная, с многоветвистыми заботами. У Михаила, старшего сына, недавно, напри­мер, умерла няна, сорока лет— рак. К этим старикам надо прибавить еще и Ирину Сергеевну Мамонтову (в доме у нее мы впервые встретились с На­тальей Борисовной) плохо, с палкой передвигающуюся старушку, в русом, в отличие от своей совершенно побелевшей подруги, парике. В конце вечера она — мы проводили ее до такси — еле двигалась, стараясь не отрывать ног от асфальта.

Старики покормили нас небогатым ужином с закуской, су­пом, кусками вареной курицы с овощами и соусом; фруктами (несколько мандаринов) и чаем с печеньем и шоколадом.

Говорили о Чечне, выборах во Франции, об их московских впечатлениях, о религии. Здесь мы не сошлись с Н.Б. в ее экуменизме. Об архиве Зайцева: он почти весь здесь и кажется прилично разобранным.

Н.Б. показала комнату— кабинет отца, где он и умер, прожив в этой квартире лишь 3 месяца. Здесь, видимо, и ее кабинет; стоят новые кни­ги Солженицина, «Живаго», стихи Бродского. Я рассказал о доме музеев писателей в Орле и просил Н.Б. подумать — не разослать ли архив, тем более,— дети с внуками ездили по России недели две и  им нравились люди и страна. Это, действительно, сохраниться может что-то лишь на родине. Так что я посоветовал поступить с архивом — в ЦГАЛИ.

Я сам все время суетился, помогал носить тарелки, предупреждал движения — мысль о мучениях и труде, которые испытали эти женщины, меня угнетала, сердце начало сжиматься...

Совершенно освоились в парижском метро. Оно мне нравится: предельно близко каждый раз подвозит к месту назначения. Поздно вечером здесь попадаются прелестные экземпляры бомжей. Один, например, спал, лежа на полу, подложив под голову какую -то дорожную сумку. Гуляя по го­роду, по Сите, в уголках набережной видели, как три бомжа на костер­ке готовили какую-то пищу. Подоспели человек шесть чистеньких, оде­тых в роскошную форму, полицейских. Люди, в этот раз оказавшиеся на набережной, с удовольствием наблюдали за стычкой нищеты и закона. Сена очень поднялась, оставив под водой причалы, аншлаги, порой торчащие из воды в 10-20 метрах от берега. Два наших соотечественника снима­лись у Нового Маяка, у статуи Генриха IV. Кадр строился так, чтобы попал король и один из героев, и тот кричит фотографу: пусть в кадр войдет и наводнение — затопленный под мостом на косе скверик с закрытыми будками для мороженого.

30 января. понедельник. «Утром ездили с К.Фриу в банк открывать счет. По дороге показал уголки Монпарнаса и знаменитое место, перекресток литературы: здесь — одно напротив другого: «Куполь», «Ротонда».

Рядом небольшая гостиница, где останавливался Маяков­ский. Говорили о Р.Роллане, который знал положе­ние в России, А.Жиде. Кто обманывался, кто был обманут? Я вспомнил Фейхтвангера, который просто боялся.

В 15 были у Анастасии Владимировны Солдатенковой, правнучке Пушкина. Солдатенкова (Солдатенков — купец, строитель Боткинской— больницы, ее, кажется, переименовали) она по мужу. Опять — 80 лет, удивительно бод­рая, генетическое здоровье, несмотря на диабет. Еще водит машину. Буду ездить до 85, а уже там как получится. Квартиру подарил племянник, поэ­тому «платит лишь 1600». Шьет, переписывается, вяжет на 2-х вя­зальных машинах. Жизнь как радостный дар: у меня очаровательные внуки, был очаровательный муж, очаровательные правнуки... Очень рада, что ин­когнито съездила в Ленинград. Очень славно, вкусно нас накормила, подарила еще по коробке кофе. Жертвы своей бед­ной родины.

В 17 часов встретились с Ольгой Михайловной Ткачук (Герасимовой) по му­жу. Рассказывала, о поразительной ненависти во Львове к русским. Они с мужем оттуда, и недавно ездили на машине. В трамвае вечно рассуждают: «Есть три великих поэта: Шекспир, Гете и Шевченко»». То же самое гово­рила о неприязни Франции к русским. Все радуются, что развалилась им­перия. Радуются неудачам в Чечне, слабости Советской Ариии. С восхищени­ем говорит о русской системе образования и сравнивала ее с французской.

Провели хороший и веселый вечер. Муж Юра, компьютерщик у Филипса, валился с ног от усталости. Но как хочет домой. Сколько тоски по нашей русской открытой и ясной жизни.