Дневники. 1984

Утром, доплетясь до Ситэ со своей пл.Республик и, с толстой, по моде начала века мясистой теткой из металла в центре, я решил войти во Дво­рец правосудия. И все-таки власти, видимо, откуда-то ждут удара. Возле каждого государственного здания, на больших перекрестках, стоит их величество полицейский, чистенький, доброжелательный в опрятной форме и почти обязательно привлекательно-молодой. Во Дворце на входе «для посе­тителей», всех обстоятельно, как в Кремле на прием, обыскивают, не чу­рались магнитными воротцами и осмотром сумочек, но потом можно почти свободно разгуливать почти по всей территории. Дом закона, который всегда старался стать не правилом, не исключением, а Законом, ибо, ви­димо, это и есть единственное прочное основание для труда и жизни. Ка­кая свобода, какие роскошные холлы, вестибюли и. приемные, сколько мес­та и воздуха. Место поднимает власть. И как оно охраняется.

В 13.00. встретился с Б.Н. в Сорбонне. Я уже сходил в Люксембургский сад, чистый, ухоженный, скорее, окультуренное пространство нежели сад. Так же, как Тюильри, куда я поеду; все это заслуживает скорее любования, нежели любви, нужна сила, вольность, корень, рвущий камень. Этого ничего делать не положено. Германский порядок менее крут и значителен, чем местный.

Январь. Париж. Пройдя почти весь Сен-Жермен, добрались до книж­ного магазина «Глобус». Стоит трехтомник Алешкина и лежит мой там «Из­бранного». Цена 120 франков — 12 кг. отборных мемуаров. Б.Н. сказал, раньше магазинов было 3, нынче, с падением интереса к русистике, тор­говля книгами сократилась.

Вечером долго и медленно разглядывал скульптуры по фасаду Лувра, которые мы все воспринимаем, так же как и печные трубы: это скульпту­ры деятелей государства, науки, искусства. Абеляр соседствует с Монтенем. Скульптур много, десятки, многих этих деятелей я не знаю или не могу прочесть их имена. Мазарини и Ришелье стоят через площадь напротив друг друга и пускают друг в друга ядовитые взгляды: счастливый и несчаст­ливый любовник Анны Австрийской! Огромный, похожий, как его у нас пред­ставляет Вобан.

26 января, четверг. Совершили экскурсию на метро до ст. Булонский лес, даже через лес, под дождем мимо Большого каскада озер — здесь был момент, когда какой-то вежливый господин взялся подвезти нас до этих озер на «мерседесе» и подвез, через весь лес с голыми взываю­щими ветками на «вид Эйфелевой башни» к высокому обрыву над Сеной, где расположен дворец Шайо. Сверху опять бесконечная поразительно точная и от этого чуть скучная линия через башню к «Военной школе».

Две вещи поражают: Эйфелевая башня в переплетении ее металли­ческих конструкций и сам Дом Инвалидов: двери, огромное количество пушек — обстреливают точно и сейчас, — мемориальные улицы, церкви со свешивающимися с потолка вражескими знаменами. В каждом «жесте» — разумное воспитательное начало. Родина-мать. У нашей Родины, по-мое­му, слишком мало сыновей.

27 января, пятница. Утром позвонил Павлу и уехал в Малье. Долгий разговор о потери цели в жизни. Он уехал лет 20-25 тому назад из Кие­ва. «10 лет прорывался, стал кандидатом наук, а все 140 р.». Вы­перли, слежка и КГБ. Он живет недалеко от замка Во Ле Виконт. Оп­ределенно я иду по следам Дюма. Мельком из машины увидел купол, под которым спал Людовик ХIV (по Дюма). Мой визит оказался не так уж спонтанно-бескорыстным, вернее, мое приглашение. Мы перед обедом съездили, купили чугунную печку, которую Павел сторговал раньше.

Для меня все здесь безумно интересно. Дом, набитый старыми вещами и антиквариатом. С нашей точки зрения поле жизни — музей.

История Павла: жена бросила, дочка ушла, дом, который он нанимал, становится не по средствам. Мечта вернуться на родину лопнула: он бо­ится. Рассказывал, как пытался купить квартиру в Москве. Умереть чуть ли не проще. Какая удивительно грустная и безрезуль­татная жизнь. Рассказал все это Б.Н.,он точно определил: самообслу­живание.

Для — «Жизни без детей» — огромный пустой дом, полный постелей, на которых никто не спит, и игрушек: внизу педальный автомобиль, наверху электрическая железная дорога.

28 января, суббота. Наш номер стоит 230 долларов в день, если вдвоем, и 210 — если поодиночке. Окно в колодец, на дне которого какой-то зал или цех, а по бокам окна таких же отельчиков. Одна звезда. Туристский, но белье приличное, меняют ежедневно и жить можно. Один стул, шкаф и две тумбочки, в которых наши продукты. Питаемся в основном длинными, дивного вкуса, французскими батонами и дешевыми яйцами. Одно из особенностей жизни: топят только ночью, днем батареи даже не теплые, а просто не холодные.