Дневники

Я говорил с ней не о Некрасове, нет, а о ее романе «Гнев Диониса». Я расхвалил этот роман до небес, я говорил, что она для меня выше Флобера и Гюисманса, я говорил ей, что и сам нахожусь под ее влиянием. Она пригласила меня приехать к ней в ближайшую пятницу, она прочтет мне начало своего нового романа… «И зачем вам какие-то пожелтелые архивные документы, — говорил я ей, — если вы владеете настоящим и будущим. Вы сами не знаете, как вы талантливы».

Но ведь «Гнев Диониса» бездарный роман! — сказал я.

Не знаю, не читал, — ответил Бабель.

*

Зиновий Исаевич Гржебин окончил Одесскую рисовальную школу, никогда ничего не читал. В литературе разбирался инстинктивно. Леонид Андреев говорил:

Люблю читать свои вещи Гржебину. Он слушает сонно, молчаливо. Но когда какое-нибудь место ему понравится, он начинает нюхать воздух, будто учуял запах бифштекса. И тогда я знаю,

что это место и в самом деле стоящее.

*

У него была способность пристраиваться к какому-нибудь большому писателю. В 1906 году он поместил в Горьковском журнале «Жупел» карикатуру «Оборотень», изображающую государственного двуглавого орла, который, будучи перевернут вниз головой, превращался в фигуру Николая II с обнаженными ягодицами. За этот дерзкий рисунок Гржебин был приговорен к году крепости, «Жупел» подвергся карам, и Горький почувствовал нежное расположение к Гржебину. Гржебин сделался у него своим человеком. Гржебин действительно располагал к себе. Он был неповоротлив, толстокож, казался благодушным, трогательно-идиллическим простецом. У него было трое девочек: Капа, Буба и Ляля и милая худощавая, преданная ему жена Мария Константиновна, — и мать Марии Константиновны, престарелая русская женщина. Дом был гостеприимный, уютный, я очень любил там бывать.

В 1906—07 годах Гржебин отпрянул от Горького и прилепился к Леониду Андрееву, основал вместе с Копельманом «Шиповник», где предоставил Леониду Андрееву, бывшему тогда в апогее

1968 славы, главную, ведущую роль. Горьковские сборни

ки «Знание» перестали привлекать к себе массовых читателей, эти читатели шарахнулись к альманахам «Шиповника».

Настал 1914 год. Война. Гржебин стал издавать патриотический журнал «Отечество», противостоящий горьковскому пацифистскому журналу «Летопись».

В 1916годуГржебинапризваливрядыдействующейармии. Он пришел ко мне, смертельно испуганный, и попросил, чтобы я выпросил ему у британского посла Бьюкенена отсрочку с тем, что он будет техническим редактором англо-русского бюллетеня. Бьюке- нен был тогда очень влиятелен. Но вдруг вмешался художник Константин Сомов (он дружил с англичанами, с Хью Уолполем, бывал в посольстве). Он заявил, что Гржебин —вор, мелкий мазурик, что при помощи подложной подписи он получил в «Шиповнике» деньги, которые надлежало получить Сомову. Я побежал к Сомову, умоляя его не губить Гржебина, в невиновность которого свято верил. Гржебин был освобожден от фронта и в 1918 году снова перекинулся к Горькому. Горький полюбил его новой любовью, поручил Тихонову и ему организацию «Всемирной Литературы», Гржебин стал директором издательства. Горький постоянно бывал у него на Таврической улице, приносил подарки Капе, Ляле и Бубе, играл с ними на ковре (принес им однажды при мне террарий с ужом и лягушкой) — и когда однажды на Кронверкском у Гржебина заболела голова, Горький уложил его на софу и принес ему собственноручно две подушечки. Вскоре Гржебин открыл на Невском «Издательст- воЗ.И. Гржебина», опять-таки под эгидой Горького. Издавало это издательство очень небольшое количество книг. Считалось, что раньше ему нужно составить программу, где были перечислены книги, которые ему предстоит напечатать. Эти программы по разным научным дисциплинам, по истории и по литературе составлялись нами при ближайшем участии Горького. Тогда никто из нас не понимал, почему это Гржебин хлопочет о таких пышных программах. Дело объяснилось просто: под книги, санкционированные программами Горького, Гржебин получал от правительства бумагу, которою и спекулировал на вольном рынке. Благодаря покровительству Горького Гржебин был послан в Берлин, чтобы в немецких типографиях на немецкой бумаге реализовать составленную в Питере программу, там он напечатал 5—6 книжек — и осталж за границей со всеми своими детьми и с женой.

Словом, нельзя сказать, чтобы он оказался честнейшим изо всех моих друзей и знакомых; конечно, он был хитроумным делягой, склонным к темным спекуляциям и хищениям. И в то же время это был один из самых привлекательных людей, каких я встречал в своей жизни. Его слоновая неповоротливость, 1968

его толстокожесть (которую так хорошо отразил Юрий Анненков в своем знаменитом портрете), самая его неспособность к интеллектуальным разговорам, — все это нравилось в нем. Он был перед вами весь как на ладони — и это тоже располагало к нему.

*

Жил он на Таврической улице в роскошной большой квартире. В моей сказке «Крокодил» фигурирует «милая девочка Лялечка», это его дочь — очень изящная девочка, похожая на куклу.

Когда я писал: