вать лишь вонючую пошлятину современных казенных стихокропателей. Мне странно видеть молодого человека, который не знает ни Заболоцкого, ни Мандельштама, ни Ахматовой, ни Солженицына, ни Державина, ни Баратынского. Он пробует писать, и конечно, в его писаниях сказывается его богатая натура, но вкуса никакого, литературности никакой, шаблонные приемы, банальные эпитеты.
Между тем это один из самых замечательных людей, живущих в нашем коридоре. Остальные — оболванены при помощи газет, радио и теле на один салтык, и можно наперед знать, что они скажут по любому поводу. Не люди, а мебель — гарнитур кресел, стульев и т. д. Когда-то Щедрин и Козьма Прутков смеялись над проектом о введении в России единомыслия — теперь этот проект осуществлен; у всех одинаковый казенный метод мышления, яркие индивидуальности — стали величайшею редкостью.
Медицинская сестра, которая раньше работала на улице Грановского, где Кремлевская больница. Спрашиваю ее: «а кто был Грановский?» Не знает.
Получил письмо из Мельбурна, спрашиваю Игоря Ал.: «Где этот город?» Отвечает: «в Швеции», а потом: «в Швейцарии». Я наконец сообщаю ему, что этот город в Австралии.
Он: «Ах да, там были какие-то скачки!»
Только оттого, что туда ездили наши советские спортсмены, он знает, что существует этот город.
Я вышел в сад. Дубы, лиственницы, березки. Подсел к каким- то больным. Одна говорит:
— Ты нашему забору двоюродный плетень.
Сегодня 12 мая. Вчера познакомился с женою Багрицкого. Седая женщина с тяжелою судьбой: была арестована — и провела 18 лет в лагере. За нашей больничной трапезой женщины говорят мелко-бабье: полезен ли кефир, как лучше изжарить карпа, кому идет голубое, а кому зеленое — ни одной общей мысли, ни одного человеческого слова. Ежедневно читают газеты, интересуясь главным образом прогнозами погоды и программами теле и кино.
Какую рыбу надо перевернуть, чтобы получился город? Налим.
В болоте родился, три раза крестился. С фашистами дрался. Героем остался. (Ленинград.)
Его хотели повесить, но он вырвался из рук и 1969
упал. Тогда его поставили на видное место и назвали царем. (Царь Колокол.)
Каких камней нет в море? (Сухих.)
Почему мальчики ходят в ботинках, а девочки в туфельках. (По земле.)
(Сообщено Е. И. Рагель. Москва)
Я лежал больной в Переделкине и очень тосковал, не видя ни одного ребенка. И вдруг пришел милый Евтушенко и привез ко мне в колясочке своего Петю. И когда он ушел, я состряпал такие стихи:
Бывают на свете Хорошие дети, Но вряд ли найдутся на нашей планете Такие, кто был бы прелестнее Пети, Смешного, глазастого, милого Пети. Я, жалкий обломок минувших столетий, Изведавший смерти жестокие сети, Уже в леденящей барахтался Лете, Когда сумасшедший и радостный ветер Ворвался в мой дом и поведал о Пете, Который, прибыв в золоченой карете, Мне вдруг возвестил, что на свете есть дети, Бессмертно веселые, светлые дети.
И вот я напряг стариковские силы И вырвался прочь из постылой могилы.
14/V. Вчера один из больных, увидев в своей «Истории болезни» (которую ему удалось прочитать из-за оплошности сестры), что у него злокачественная опухоль мозга, взобрался на столб высоковольтного провода и, схватившись за него рукой, мгновенно сгорел, да так и повис на проволоке. Он по профессии был электромонтером.
15. Приходил Андроников.
О Кате Буховой в 1916 г. :
Ты еще не рождалась, Тебя еще нет, Ты побоялась Родиться на свет!
1969 Ты кем-то несмелым
Как будто во сне Начертана мелом На белой стене.
ПРЕДСМЕРТНЫЕ ЗАПИСКИ
16 июня. Понедельник. Вчера внезапно приехал с женой А. И. Солженицын. Расцеловались. Обедали на балконе. Погода святая: сирень расцвела у нас необыкновенно щедро, — кукушки кричат веселей, чем обычно, деревья феноменально зеленые. А. И. пишет роман из времен 1-й германской войны (1914—1917) — весь поглощен им. «Но сейчас почему-то не пишется. Мне очень легко писать то, что я пережил, но сочинять я не могу…» Жена подтверждает: когда у него застопорится работа, он становится мрачен, раздражителен. Жена («Наташа») ведет его архив —19 папок: одна папка почетных званий — он ведь академик, избранный какой-то из литературных академий Парижа, а также — почетный член американской академии. Жена благоговейно фотографирует ту крохотную дачку, где живет Солженицын, все окрестности, — и как он собирает грибы, и как он пишет в саду, за вкопанным в землю столом, и как гуляет над рекой. Фото — цветные, она привезла с собою около 50 в коробке. Спрашивали у меня, нет ли у меня копии того отзыва об «Иване Денисовиче», который я написал в Барвихе, когда рукопись этой повести дал мне почитать Твардовский*.
16. Был Кассиль. Человек, с которым у меня многое связано. Не забуду, как он нежно и ласково вел меня домой после того, как меня прорабатывали в Союзе Писателей. Вообще он человек добрый — с хорошими намерениями. И семья у него превосходная: Ира — в Киноинституте, Володя — хирург и т. д.
Милая Аня трогательно ухаживает за мною весь день.