Дневники

Очень хорошие стихи. Особенно нравится поэт Анон. Что это за поэт? Какая у него биография?

Я угадал не сразу. Но вдруг меня осенило. — Это аноним! Апо- nimous.

Суббота 26. Октябрь. Мариночка очень полюбила выполнять задания взрослых, если она понимает их целесообразность. Особенно, если эти поручения даются ей в порядке игры.

Вышла моя книжонка «Котауси Мауси» — переводы английских детских песенок. Но Англия теперь не в чести. Поэтому нигде на передних страницах не упомянуто, что песенки — английские — только сзади микроскопическими буквами.

Синицы слетаются к окну и требуют пищи. И мне как-то совестно перед синицами.

Четверг 31. Октябрь. Мариночка сегодня сказала:

У Володички нет прадеда. У мальчиков и девочек не бывает прадедов, прадеды у всех скоро умирают. Когда ты умрешь?

Был поэт Чухонцев. Вчера я встретил его вместе с Евтушенко и Борисом Слуцким.

Трехлетняя Леночка Пастернак, проходя мимо дачи Федина, говорит двухлетней Мариночке:

— Здесь страшно. Здесь страшный Федот.

Суббота 2. Ноябрь. С утра — Нина Кристенсен. Вечером — от 6 до 11 Евтушенко. Для меня это огромное событие. Мы говорили с ним об антологии, которую он составляет по заказу какой-то американской фирмы. Обнаружил огромное знание в старой литературе. Не хочет ни Вяч. Иванова, ни Брюсова. Великолепно выбрал Маяковского. За всем этим строгая требовательность и понимание. Говорит, что со времени нашего вторжения в Чехию его словно прорвало — он написал бездну стихов. Прочитал пять прекрасных стихотворений*. Одно о трех гнилых избах, где живут две старухи и старичок-брехунок. Перед этой картиной изображение насквозь прогнившей Москвы — ее фальшивой и мерзостной жизни. Потом о старухе, попавшей в валютный магазин и вообразившей, что она может купить за советские деньги самую роскошную снедь, что она уже вступила в коммунизм, а потом ее из коммунизма выгнали, ибо у нее не было сертификатов. Потом о войсках, захвативших Чехословакию. — Поразительные стихи и поразителен он. Большой человек большой судьбы. Я всегда говорил, что он та игла, которая всегда прикасается к самому больному нерву в зубе, он ощущает жизнь страны, как свою зубную боль.

— Я ей-богу же лирический поэт, — сказал он. — А почему-то не могу не писать на политические темы, будь они прокляты.

Слушали его Марина, Митя и Люшенька.

Воскресенье 3. Ноябрь. Сегодня был Олег Чухонцев с женой и вновь читал отличные стихи. О Державине, Дельвиге, о Баркове, о танках, о реставраторе. Читая, он жестикулирует. Разговаривая — тоже. Весь в черном, в черных очках — так что сильно движущиеся белые руки особенно заметны.

Когда ко мне, старику, взбегает крохотными ножками моя правнучка, я очень хорошо знаю, что это бежит ко мне жадность, корысть, эгоизм, стремящиеся получить от меня возможно больше удовольствий и сластей и не дающие ничего взамен, — и все же умиляюсь и радуюсь, потому что жадность, корысть, эгоизм воплощены в такую чудесную, трогательно-хрупкую, красивую оболочку.

Понедельник 4. Ноябрь. Я сказал Мариночке дней 10 назад свои стишки:

Бабушка к буфету,

А жаркого нету.

Что ж это такое?

1968

Где мое жаркое?

Сегодня она вдруг запела их на свой лад:

Бабушка к буфету, А жаркого нету. Бабушка к буфету А жаркого есть.

2 года 10 месяцев.

Воскресенье 10. Ноябрь. В эту ночь Аня легко, почти без боли родила мальчика. Марина Ник. ликует, как сумасшедшая. «Я знала, что будет мальчик! Я предсказывала!»

Среда 13. Ноябрь.

Пушкин! Тайную свободу Пели мы вослед тебе. Дай нам руку в непогоду, Помоги в немой борьбе.

Блок

Суббота 16. Ноябрь. Приехала Люша. Заштопала мою рубаху.

Переписала черновой набросок о Чехове. Научила меня, что молнию на моих ботинках нужно стеаринить. Взялась исправить японский паровоз. Привела в порядок мои письма.

Пятница 22. Ноябрь. Вечером Евтушенко. Доминантная фигура. Страшно волнуется: сегодня его должны либо выбрать, либо провалить в Оксфорде (речь идет о присуждении ему звания Оксфордского профессора). «Подлец Амисс» выступил там с заявлением, будто Евтушенко — «официальный» поэт. А сам — фашист, сторонник войны во Вьетнаме. — «Сволочь Amiss! Не знают они нашего положения! Ничего не понимают!» Из его высказываний: «Я отдал бы пять лет жизни, лишь бы только было напечатано в России “В круге первом”. У нас нет писательской сплоченности — от этого все мы гибнем». И излагает фантастический план захвата власти в Московском отделении Союза Писателей!.. Читал стихи — лучшие о «ползучих березках» — то есть о себе, о своей литературной судьбе. К этому сводятся все его стихи. Пошли гулять. По дороге без всякой связи рассказал про свою любовницу-латышку, в сумочке которой он нашел инструктивную телеграмму от КГБ, как выпытывать мысли Евтушенко: она была агентом.

1968

Суббота 23. Ноябрь. Сегодня приехал ко мне второй центральный человек литературы Александр Исаевич. Борода длиннее, лицо изможденнее. Вчера приехал в Москву — и за день так устал,что приехал ко мне отоспаться. Бодр. Рассказывает 1968