Дневники

[нрзб.] — Две-три бензиновых цистерны, висячий мост,— и [нрзб.] через реку, несмотря на бурное течение, плывет рыжая собачонка. Течением ее несет, она, видно, колеблется, не вернуться ли? Но, решает — нет, не вернусь. И доплыла, снесло ее не больше, чем на четверть километра. И словно предостережение бесп[окоит] всех, вплоть до высшей власти,— белые памятники герою и какому-то рыбаку.— Выкорчев[анное] дерево, камни, смородина и черемуха. Волны. Летим быстро — по десятку километров в час.

Белые скалы, залив, остров, утки. Эхо. Шиповник, кустарник, тальник, березы — пять, следы лося.

17 августа.

Остров. Спали чудесно. Снилась почему-то молодая Н.А.Пешкова и жена Поликарпова, которую я никогда не встречал и не слышал о ней. Комаров нет.

425

Вода очень спала, может быть, сантиметров на десять. Начальник заставы тов. Стодин в мае 1921.

 

Дер. Пшеная

 

— Медведя убиваешь, хочешь, не хочешь.

— Лет пять-шесть назад, самолетов нет, верхней тропой, верхом за припасом для охотников: порох, свинец, верхом, через сопки, [нрзб.]

— Павел Иваныч Климов, охотник, 73 года.

Снег стал глубокий, мало ходил. Соболей — 10 штук. Медведей не сосчитаю, самое последнее — сотня. Оружие плохое. В лоб не палил. Помощник — в ухо; я со злости месяц пролежал — со злости трех убил. Зимовье [нрзб.] и все держим. Печечки железные. Уходим до сотни километров, самое дальнее. На одной лошади кого увезешь? Три-четыре собаки. Собаку надо кормить, плохо не накормишь, она не пойдет, да и сам не поешь, куда годишься? Теперь рыбу достаем. Она в реке не лежит. Таймень по пуда два. Мало их нонче, плохо. С весны мало воды, она идет за границу и обратно не возвращается: наша река. Идет в июне? В Монголии река не замерзает. Таймень выметает в Чикое, (нам не дают [ловить]) — лед обвалится, [вода] закипит, лед образует, и рыба пропадает.— Орехи возим, мясо, машин по двадцать-тридцать за раз, хлеб выбрасывают. Охота с октября по март, там запрет. Привязывают “базлуки”. Пекарню построили, но не выпекаем.— 4.500 тысяч килогр. на 60 охотников!

Надо посмотреть!

Голец Курении, 2200 — старик в пилотке.

— Затупились, надо вострить. Синяя рубаха, штаны, босиком.

— Глухаря убьешь, тетерюху. Да, брат.

— Казакам была воля! Им было царство. Я с ними не водился. У меня [нрзб.] мать зарубил.

Жоруйский сельсовет. Секретарь Драничников, Ермил Иванович — 250 собак, 60 охотников, членов 90 — все охотники, 106 домохозяев, по лошади, корова и телок у каждого.— 88 учеников в школе. Покосов — га 500, колхозу — 7—8 тыс. центнеров: вывозят тракторами; машинами во все районы. 36 год, лет семь в армии, был в Маньчжурии, “а там не был”.

— Ягоды — [нрзб.],— грибов и орехов в этом году нет.— Кабан; диких коз — [нрзб.], медведей около 80. Голову и лапки, остальная шкура целиком: разделывают.

426

Be.Иванов в гостях у художника В.Уфимцева. Ташкент, 1960 г.

У старика обои — вместо картин, а на полу, вместо ковра, клеенка, шкафчик с посудой, много ситца [нрзб.] вместо украшений. Охотится 60 лет! “Где их упомнишь, медведей-то! Раньше я охотился с бурятами”. “Соболь пошли ловить под капкан, хорошо”. (Надо послать старику блесна — “байкалки”.)

 

18 августа.

Ночевка возле стана у протоки, названия которого мы не спросили. Утро, поднялся туман и пошел по кустам черемухи, тальника, по деревьям осин, белых и похожих на березы, среди которых я находил грибы, следы медведей, которые рыли какие-то коренья, следы лосей, кое-где валяются обгорелые толстые лиственницы, но больше никаких следов пожара — все заросло. Трава огромная, в пояс, желтые, лиловые и белые цветы, направо — кряж со скалами, утесами, налево — предгорье, поросшее осоками, а вверху — лиственницы с сосной, которые на гребне росли и очень выигрывают, когда уходит туман. Ночью шел дождь, но сейчас

427

небо ясно. В стане вечером не остановились,— ночью орал, кашлял гуран; Гоша становился в позу, думал, что его собаки нагонят на нас, а Павел мечтал записать крик гурана на пленку. Перед закатом яростно стрекотали кузнечики и шуршаще летала саранча. Прямо против нас речка, холодная, довольно тихая.— На ней утки, Гоша подстрелил одну, она упала в реку — и скрылась. Упала камнем. Мы подумали: “Ну, срезал,— первый раз в жизни!” Обманула?

В трое сетей пойманы всего-навсего три рыбы. Старик-охотник говорил, что таймени не стоят на месте, все время идут вперед против течения. “Пока не упрутся”.— “Ну, а потом?” — “Потом, [нрзб.]. Обратно-то они не возвращаются”.— Иконы завешаны. В амбаре у старика самое меньшее пятнадцать кулей муки: он в этом году, из-за глубокого снега, убил всего десять соболей. Да, приехать сюда было неплохо. Можно, расспросив охотников и сходив с ними, написать книгу. Все на сенокосе. И библиотекарша в том числе. Живут чистенько, но многие болеют,— старик жалуется на головокружение, сердце, спина, почки. Бабы кричат на берегу: “Какая красивая лодка”. Гоша, шутливо: “Поплывем с нами!” Она совершенно серьезно: “Нет, мне — туда” и указывает на сенокос.