Да, и действительно. Первая рецензия на мой труд начиналась словами: «Ходит птичка весело по тропинке бедствий»{475}
, и эта тема варьируется вплоть до «При взятии Берлина»{476}, не говоря уже о «Серапионовых братьях» и тому подобном.28 января, 1947 г. «Подлипки».
В «Театральном альманахе» № 5, который мне дал прочесть Топорков{477}
, есть огромное исследование Дурылина о Художественном театре в 1917–1945 гг., мне грешному с моим «Бронепоездом» уделено там место весьма почетное. Пьеса объявлена «классической» пьесой советского репертуара. А когда, месяца четыре тому назад, мне понадобилось кое-что исправить в этой классической пьесе и Тамара пошла за экземпляром в Отдел распространения Управления по охране авторских прав (у меня своего экземпляра не нашлось), то оказалось, что на экземплярах, ею принесенных, стоял штамп — «запрещено». Вот тебе и классическая!А когда я читал новую свою пьесу «Главный инженер» мхатовцам, то, во-первых, пришла одна десятая приглашенных на чтение, а во-вторых, почти никто ничего не понял, и это непонимание Книппер-Чехова{478}
выразила очень мило:— Правда, я плохо слышу, но слушала я, тем не менее, с напряжением, — и ничего не поняла. Какая-то медь, какие-то медные ручки для трамваев… Надо глазами прочесть.
Я не говорю, что «Главный инженер» будет иметь такой же успех, как «Бронепоезд», скорее всего, что его ототрут под тем или иным предлогом, ибо «Бронепоезд» был тогда даже рапповцам выгоден: я пробивал им дорогу в МХАТ, а теперь какому Фадееву выгодно мое появление на сцене?., я говорю это к тому, что, как там ни крути, а «Бронепоезд» был встречен сухо, и хотя труппа, действительно, была в восторге и меня качали, и зритель хорошо принимал пьесу, но все же ощущение неполноты успеха преследовало меня все время. Наверное, другой кто-нибудь был бы чрезвычайно доволен и таким успехом, но я, по глупости, жаждал славы и, — настоящей, широкой, безусловной, — и так как у меня не было группы, стоял я в одиночестве, то этой безусловности и не было, да и не могло быть. Такая безусловность, к сожалению, приходит после смерти. Платон сказал о Сократе, что Сократ стал истинным красавцем, после того как умер. Для развития человеческого рода такие факты весьма полезны, для развития и укрепления воли талантов тоже, но для развития одинокого таланта это чрезвычайно вредно. Я считаю, например, — и не думаю, чтоб я преувеличивал, — что талант мой едва ли развит на одну десятую… эти девять десятых ходят неизвестно где, как те приглашенные на чтение «Главного инженера».
Живем в «Подлипках», Доме отдыха, километрах в 25 от Москвы. Вокруг — заводы, а через шоссе, или, как его сторож называет, «шысейку», за лесочком, целый недостроенный город — «Калининград». В городе — пятиэтажные дома, но выстроена только одна половина улицы, а другой — нету, на других улицах — отдельные дома. На балконах — сложены дрова и всевозможный мусор, дома грязные, запущенные — была война, и город не успели достроить; да и строили как-то странно: город строился среди бора, и все деревья возле будущих домов вырубили, так что теперь ничего нет, а затем по главной улице насадили липки в виде розг. — Наш Дом отдыха обнесен забором из колючей проволоки, направо и налево — будки, где дежурят сторожа, и если вы идете, от вас требуют пропуск. Но позади нашего дома, метрах в ста, — лес — и никакого забора, а просто начинаются какие-то дачки. Оказывается, забор наведен на две трети, а на остальное не хватило столбов, колючей проволоки и ассигнований.
Не похоже ли это на мою жизнь. Я сижу все время за колючим забором недоверия, а какой-нибудь проходимец, циник и совершенно бессовестный человек В. Катаев где-то рядом — благоденствует, и ему не нужен колючий забор, пропуск и прочее… Будущий исследователь этих листков скажет: «боже мой, какой он, Всеволод Вячеславович, был мизантроп!» Вовсе не так. Я страдал оттого, — что не мог полностью развить свой талант, — и не в своих интересах, сам я в конце концов жил счастливо, а в интересах моей страны — потому что если уж в такой стране, где был Чехов и Достоевский, быть писателем, то надо быть очень хорошим, а для этого полностью развить себя. А развить себя — одному не всегда удается.