Читаем Дневники полностью

Читаю «Серапионовы братья»{553}. Читал их [нрзб.] почти двадцать лет назад. Пожалуй, что и скучновато.


5/II.


Заседание в Союзе — последнее. Приемная комиссия. Грязновато все как-то.


6/II.


10°. Сумрачно. Читаю «Секретарь обкома»{554}. По-моему, это памфлет на наше советское мещанство. Прогулка. Фильм «Мой дядя»{555}.

Снег. Уф! И тоска же от «Секр[етаря] обкома».


7. [II].


Изредка выглядывает солнце. 4–5° мороза. Гулял и писал для «Вулкана». Окончил чтение «Секретарь обкома». Очень поучительно указывающий на унылый уровень жизни нашего искусства и общества.


8. [II].


У П. Капицы — вечер — ужин. Какой-то груз[инский] академик — чернобровый, с седенькой бородкой, безм[ятежным], но улыб[ающимся] лицом. Рассказ П[етра] Л[еонидовича] о том, как лечат знам[енитого] физика Ландау{556} на столе лаборат[орном].


9. [II].


По всей Москве, сверху донизу толки о болезни Н. С.{557}, чепуха, наверное! Человек в отпуске, ну и болтают. Приглашение прочесть «Дело Эльсберга»{558}, которое будет разбираться на Президиуме. Прочел. Отвратительно. А, обобщая: «Чье дите?».

Голова болит.


10. [II].


Сидел дома и что-то чертил в «Очерки для Индии». Сумрачно. Февраль, особенно вторая половина, обычно солнечная, а тут — нет. Вечером — переполох с дочерью Маши, к ним ездил Кома.


11. [II].


Ездили в Переделкино и собирали подписи к петиции — против закрытия из-за «[нрзб.] Литература». Обедали у Кавериных. Вечер прелестный, но солнца по-прежнему нет.


12. [II].


Я продолжаю календарь погоды. Легкая метель, сумрачно. Заседание Комиссии по увек[овечению] памяти Ауэзова. Комиссия — говорили о гонениях на Мухтара и вот музей в его доме.


13. 14. [II].


Погода все еще сумрачная, шел снег, но недолго. Писал заметки к «Генералиссимусу». Ходили сниматься для Японии и ловили по телефону тщетно Лисичевского, директора «СП», чтобы достать денег.

Унизительно и гнусно!

Отвратительно вдобавок и то, что «СП» ставит на обсуждение Правления новые мои рассказы. Старые можно, а новые — сомнительно. Отвратительно, утомительно, и, если есть у меня талант, подло! Я устал.


15, 16. [II].


Здоровье у Машиной дочки лучше. Я ездил к ним. Буфет Союза писателей. Две толстых подавальщицы. Никого в буфете: я приехал рано.

— Тов. Иванов, Вы человек, знаете, ученый. Хотели посоветоваться.

— Пожалуйста. И всерьез:

— Есть ли на свете колдуньи? Вот у нее «[нрзб.]» 90 лет. И колдует. Слепая. Ходит ночью и руками разводит. А колдунам, известно, трудно умирать… XX век!


17. [II].


Письмо от Федина и книга. Небольшая прогулка. День рождения Тамары, она больна. Подробность — через работницу Марии Ив[ановны] о болезни.

Погода отвратительная. Писал наброски — «Генералиссимус», а вообще слабость.


18. [II].


Просто пролежал целый день, делая заметки к статейке о Федине для «Лит[ературной] газеты»{559}. 0°, погода — мгла, плохо. Тамара в гриппе. Петька выздоровел, бегает. Много разговоров о болезни… Завтра утром заметку о Федине напишу.


19. [II].


Дома. По-прежнему 0°, снежок изредка, мгла. Сидел дома и чертил для «Лит[ературной] газеты» о К. Федине. А в голове опять «Эдесская святыня», ах, если б я мог с нею развязаться! Теперь ее почему-то шарахнуло в сторону православия и прославл[ения] византизма!


20. [II].

Немного погулял. Весь день ясно, редкость. Переписал и отослал статью о Федине с припиской: «Печатать в таком виде или не печатать». Думаю, выберут последнее. А Федин прислал второе письмо с приглашением.


21. 22. [II].


Метель. 7° мороза. Ездил на поезде в Переделкино за книгами. Корректуры из «Лит[ературной] газеты» со статьей о Федине: вычеркнули наиболее важное, но мне кое-что удалось отстоять.

Это, собственно, относится к четвергу, т. к. вчерашний день, среду, я забыл записать, а вчера ходил в аптеку, купил Тамаре лекарство и, вернувшись, делал записи об «Эдесской святыне» и «Светлейшем». Сегодня читал П. Каменского — биографию А. Д. Меншикова. — Лицо!


23. [II].


Сидел дома, читал и писал «Генер[алиссимуса]», приходили из радиоизв[естий] — приветствовать Федина и с защитой «Тарусских страниц»{560} — выгнали со службы гл. редактора и еще кого-то. А что мы можем сделать? Альманах-то невинный. — вечером и 0° днем. Мгла.


24. [II].


«Лит[ературная] газета» с моей статьей. Убогая сенсация. И затем — в театре Вахтангова вечер К. Федина. Цветы, [нрзб.], старика. Уныло и торжественно, как всегда. Вечером — вино и М. Алигер. Стихи Антона.


25. [II].


Серый снег, солнце, гулял. На улицах тает, люди идут скучные, даже пьяных мало. Вечером — опять у Федина в гост[инице] «Украина». Пахнет-таки, весной. Так скучно все и неинтересно, что и записать нечего и не хочется!


26. [II].


Записывался в радио и очень устал, т. к. делал неправильные ударения и приходилось повторять. Небольшой отдых и обед в «Арагви», где душно и жарко, с участниками Каирской конференции: скучными индусами и японцами.


27. [II].


Перейти на страницу:

Похожие книги

14-я танковая дивизия. 1940-1945
14-я танковая дивизия. 1940-1945

История 14-й танковой дивизии вермахта написана ее ветераном Рольфом Грамсом, бывшим командиром 64-го мотоциклетного батальона, входившего в состав дивизии.14-я танковая дивизия была сформирована в Дрездене 15 августа 1940 г. Боевое крещение получила во время похода в Югославию в апреле 1941 г. Затем она была переброшена в Польшу и участвовала во вторжении в Советский Союз. Дивизия с боями прошла от Буга до Дона, завершив кампанию 1941 г. на рубежах знаменитого Миус-фронта. В 1942 г. 14-я танковая дивизия приняла активное участие в летнем наступлении вермахта на южном участке Восточного фронта и в Сталинградской битве. В составе 51-го армейского корпуса 6-й армии она вела ожесточенные бои в Сталинграде, попала в окружение и в январе 1943 г. прекратила свое существование вместе со всеми войсками фельдмаршала Паулюса. Командир 14-й танковой дивизии генерал-майор Латтман и большинство его подчиненных попали в плен.Летом 1943 г. во Франции дивизия была сформирована вторично. В нее были включены и те подразделения «старой» 14-й танковой дивизии, которые сумели избежать гибели в Сталинградском котле. Соединение вскоре снова перебросили на Украину, где оно вело бои в районе Кривого Рога, Кировограда и Черкасс. Неся тяжелые потери, дивизия отступила в Молдавию, а затем в Румынию. Последовательно вырвавшись из нескольких советских котлов, летом 1944 г. дивизия была переброшена в Курляндию на помощь группе армий «Север». Она приняла самое активное участие во всех шести Курляндских сражениях, получив заслуженное прозвище «Курляндская пожарная команда». Весной 1945 г. некоторые подразделения дивизии были эвакуированы морем в Германию, но главные ее силы попали в советский плен. На этом закончилась история одной из наиболее боеспособных танковых дивизий вермахта.Книга основана на широком документальном материале и воспоминаниях бывших сослуживцев автора.

Рольф Грамс

Биографии и Мемуары / Военная история / Образование и наука / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное