Дневники и письма комсомольцев

17 августа. «Вы пробовали ездить верхом?» Проводник подвел мне лошадь: «Садись». — «Хорошо тебе говорить, а как садиться?» — отвечаю. Все же вскарабкалась. Всю дорогу Христофор, мой проводник, покачиваясь, пел песню. А я… Лошадь скачет, и я скачу, она шаг вперед — я назад, еще шаг — я набок. Чемоданы больно бьют по ногам. Отдыхали в тундре, пили чай. Христофор рассказывал здешние удивительные легенды про горы, камни, реку Яну — так звали девушку, которая утопилась, но не стала женой богача Тойона… И опять едем. «Далеко наслег?» — спрашиваю Христофора. «Совсем близко». Это «близко» растянулось еще на сорок километров.

Когда я была готова мешком свалиться с лошади, показались огоньки Адычи, моего наслега.

Только что бродила по поселку. Какая тут красота! Ровные ряды домиков, лес, травы, багряный шиповник, кузнечики, бабочки, а солнца хватает каждому листочку, травинке. Должна же тут быть романтика…

18 августа. Белые коридоры, тишина палат, аккуратные ряды коек… Так в городских больницах. Что-нибудь подобное надеялась увидеть я в Адыче. Но когда вошла в больницу, вернее — в фельдшерский пункт, солнечное настроение сразу угасло. С бревенчатых небеленых стен осыпается мох. Посреди комнаты громоздится огромная печь. Два топчана да стул — вся мебель. Села на топчан, он жалобно скрипнул и повалился. Обида, злость захлестнули меня. Выскочила на улицу, бегу, не знаю куда. Правление — вот то, что мне нужно. За столом какой-то мужчина. Кричу:

— Как вам не стыдно! Колхоз-миллионер, а больница на что похожа!

— Вы новый фельдшер? Давайте знакомиться. Бурцев, председатель колхоза.

— У хорошего хозяина баня лучше, чем ваша больница!

— Правильно, у хорошего хозяина. А больница и твоя тоже. Что же ты предлагаешь?

— Отремонтировать, поштукатурить, побелить, покрасить. Дать кровати, столы, шкафы.

— Ну, потерпи, вот кончится лето… А плакать не надо. А то вместо ямочек на щеках — морщины.

Проклятые ямочки! С ними беда: иногда хочется плакать, а лицо смеется.

— Я сюда не отдыхать приехала. Вот и создайте мне подходящие условия для работы! — выпалила я, уже выскакивая на улицу. Села на крыльцо своей больницы и такой беспомощной, жалкой показалась самой себе.

— Здравствуйте!

Я вздрогнула. Передо мной стояла девушка.

— Узнала, что вы приехали, и вот пришла. Я учительница, Настей зовут. А вы что? Обидел кто?

— Председатель. Не хочет помочь, говорит: жди до осени. Ну и пусть сам ждет, а я уеду!

Настя села на крыльцо, задумалась.

— Конечно, мне тут привычней. Здешняя я. Но тут одними уроками или приемом больных не ограничишься. Мы же сельская интеллигенция, нас все касается. А председатель прав. Лето у нас короткое, кормов надо много, торопятся, не до тебя им сейчас. Наоборот, от тебя ждут помощи. Ну а что, если будут приезжать такие, как фельдшер, который до тебя был тут? Спирт пил да на охоте пропадал, а люди лечились у старух да знахарей. А ты: «Уеду!» Попросим ребят, они помогут.

— Каких ребят?

— Наших. Комсомольцев. Да что же мы сидим? Давай устраиваться! Хотя погоди…

Она тряхнула косами и убежала. Быстрая, как ветер, и красивая. Какой-то особенной, северной красотой. Как Яна из легенды. Худенькая, в ситцевом сарафане, с черными, досиня, косами на спине. Глаза тоже черные и озорные.

А Настенька уже бежала обратно. За ней шел парень, тащил громоздкую деревянную кровать. На спинках ее искусно были вырезаны фигурки охотников, зверей и птиц.

— Вот. Принимай в дар. Это я у него конфис-кова-ла, — она еще плохо говорила по-русски сложные слова. — Знакомься — это Афанасий, наш радист и комсорг.

Сейчас вечер. Сижу в чистеньком обставленном помещении. Все сделали втроем, а Настенька даже вымыла потолок. Теперь я не одна. Рядом первые здешние друзья. От них и от председателя получила урок: нельзя ждать «готовенького», надо все делать самой, самой, самой. Почему это в техникуме нас учили только тому, что должно быть, а не учили, как поступать, если нет того, что должно быть?

«Саша, здравствуй! Вот я и живу в точке холода, а, не поверишь, все цветет, и жара как в Крыму. В больнице я одна в семи лицах — и заведующая, и врач, и фельдшер, и сестра, и санитарка, и акушерка, и завхоз. У меня десять поселков, и все за 50–70 километров. По положению я в каждом должна быть раз в месяц, не 'считая вызовов. А вызовы… Они здесь немного отличаются от городских. Там позвонишь, и через десять минут «скорая» у подъезда. А я вот только что вернулась с вызова, ездила за шестьдесят километров верхом. Летом это здесь единственный вид транспорта. При переправе слетела с лошади в воду. Была как мокрая курица. Еле выбралась.

Тяжело заболел Аэроплан (это так зовут мальчика). Воспаление легких. Не спала двое суток. Компрессы, уколы, поминутно следила за пульсом. Это был первый мой тяжелый больной. Какая трудная практика! Сколько раз выбегала из юрты на улицу, чтобы тайком посмотреть в справочнике.