Дневники и письма комсомольцев

Рита Власова проявила недюжинную силу духа, выдержку и мужество в повседневном нелегком труде на Севере. И здесь действительно нашла она свое счастье. Ведь счастье не приходит по заказу, — его создают простые люди, влюбленные в жизнь, в труд и творчество, вдохновенные и самоотверженные.

Слова, сказанные Ритой, можно полностью отнести к ней самой: «Умение радоваться красоте земли, каждой снежинке, травинке, умение делать честное свое дело и видеть в этом большой смысл — это романтика…»

_____

1961 год

20 мая. Сегодня нас «распределяли». Где-то люди «делят» города, а мы «делим» деревни. Мы, фельдшера, будем работать в сельской местности. Девочки столько мучились, пищали перед распределением, и я тоже, а вышло все очень просто. Зойка Харькова, моя подруга, потащила меня в кабинет истории, подвела к карте: «Вот сей земной шар я дарю тебе, закрой глаза и выбирай любое место». Я закрыла глаза и повела пальцем по карте. Она была ровная, холодная, безразличная к моей судьбе. Открыла глаза: мой палец остановился в Якутии, у Верхоянска. Зойка захлопала в ладоши: «Едем? Во-первых, Полюс холода, во-вторых, город все же, в-третьих, далеко». Я сказала, что решено, еду. И тут Зойка испугалась.

— Брось. Худа, как спичка, а туда же, на Север.

— А вот и поеду. Поеду! Поеду! — И бегом, чтобы не раздумать, я побежала в комиссию. Против моей фамилии появились слова: «Якутская АССР. Собственное желание». Такая же приписка была у Зойкиной фамилии.

5 июля. Сегодня сидела в саду на скамейке одна и думала, думала, думала… Кто я теперь? Мечтала о героическом. Но оно досталось другим — кто-то строит атомную электростанцию, собирается лететь на Луну. А я — ничегошеньки. Буду работать на Крайнем Севере? Ну и что ж. Там работают тысячи людей, и никто не считает это чем-то сверхъестественным. И профессия у меня самая обычная, незаметная: фельдшер я. Не врач, а просто фельдшер. В восемь лет мечтала стать летчицей, в десять — врачом, в четырнадцать — балериной. Танцую, кружусь, а мне на сцену бросают цветы, море цветов. Теперь даже цветов не будет: какие на Севере цветы!

Балериной не стала. Поступила в медицинский техникум. Училась хорошо, но, если все решали не идти на практику, не шла и я. Если все уходили с занятия в кино, уходила и я. Жила беспечно, ни о чем не задумываясь.

И вдруг как на стенку налетела — техникум окончен. Нащупываю в кармане синенькую книжечку с надписью «Диплом». Маленькая, ничем не приметная, она вдруг сделала меня взрослым человеком. Еще месяц с мамой, милой моей мамой, которая так боится за меня, а потом в дорогу.

12 августа. Лечу на Север. Самолет несет меня в неизвестное. Вчера в Якутске в облздраве встретилась с заведующим Верхоянским райздравотделом Кириллом Степановичем Шелепенькиным, моим первым начальником. У него присказка: «Ну, милые дамы…» Оглядел нас с Зойкой, нахвалил Верхоянье, сказал: «Ну, милые дамы, нужны вы — во как! Мало врачей в наслегах…»

Присматриваюсь к людям в самолете. Сзади сидят муж и жена, едут из отпуска, везут козу. Козу в Заполярье? Смешно. Чем они ее будут кормить? Рядом со мной мужчина в очках не спускает глаз с трехлитровой банки. Она висит у меня над головой; в ней рыбы, маленькие, с огромными глазами, несимпатичные, как и их хозяин. Он кормит их, вдувает воздух из баллона, все время задевает меня и не извиняется. «Рыбий специалист», — думаю я.

Все спокойно, а у меня мысли постоянно возвращаются назад, туда, где остались два близких мне человека — мама и Саша. С мамой все ясно: проводила, поплачет и будет ждать письма. А вот Саша не пришел даже проводить. Обещал — и не пришел. А я хотела сказать ему очень важное… Что же теперь делать? Написать? Но разве доверишь бумаге самое тайное? Ждать встречи? А будет ли она? Но я буду ждать этой встречи, а вот будет ли он ждать, не знаю…

14 августа. Рухнула еще одна иллюзия. Верхоянск вовсе не город. У нас на Урале деревни куда больше: тут все можно обойти за десять минут. Сели с Зойкой на аэродроме на вещи, плачем. Летчики отнеслись к нам вполне серьезно. Проводили до райздравотдела.

Ну вот и до свидания, Зоя. Ее направили в наслег за пятьдесят километров от Верхоянска, меня — за сто шестьдесят. Завтра еду. Верхом. Больше туда никак нельзя.