Дневники импрессионистов

На выставке на улице Лепелетье критики так ничего и не увидели — ни удивительного рисунка и юного очаровательного колорита г-на Ренуара, ни мощи г-на Моне, ни мастерства и величавости гг. Сезанна и Дега, ни гг. Писсарро, Сислея и Кайботта, ни женственного и неожиданного обаяния мадемуазель Моризо. Они только смеялись, как самодовольные невежды.

Я видел критиков, потешавшихся над «Индюшками» г-на Моне и «Балом» г-на Ренуара. Но если бы я попросил их объяснить причину такой веселости, они, разумеется, затруднились бы ответить. Были и такие, что смеялись над «Купальщиками» и «Портретом мужчины» г-на Сезанна. Пусть они потолкуют с несколькими художниками — им придется пожалеть о своей смешливости.

Мы вновь и вновь повторяем: пресса вела себя плохо, более того, она вела себя глупо, потому что публика была не на ее стороне. Впрочем, так она вела себя всегда. Она оскорбляла Делакруа, она оскорбляла г-на Мане; теперь, когда талант последнего поставил художника выше ее нападок, она набрасывается на импрессионистов. Но она опоздала: публика смеется над нею и восхищенно толпится перед картинами, которые вынесены талантливыми людьми на ее суд, более беспристрастный, а значит, и более справедливый, чем приговор немногочисленных чванливцев, вечно зубоскалящих над тем, чего они не понимают.

Гг. редакторам газет следовало бы тщательнее выбирать тех, кому они поручают вести отделы критики. Думается, что редакторы пренебрегают этим чрезвычайно важным вопросом, не понимая, что это ставит в смешное положение их самих. Для того чтобы критиковать картину, недостаточно умения написать два десятка строк о светском рауте или отчет о заседании Законодательного собрания — для этого нужно иметь художественное образование, приобрести которое потрудились, увы, лишь очень немногие, нужно питать к произведению искусства такое уважение, на которое способен лишь его творец и, следовательно, не способен критик.

Но все это — глас вопиющего в пустыне: чем больше человек творит, тем он скромнее, и я твердо знаю, что не обращу в свою веру ни одного из сотрудников «Figaro».

Ж. Р.

Выставка импрессионистов

Сколько очарования, сколько выдающихся произведений, больше того, шедевров в этих залах на улице Лепелетье! Еще нигде и никогда вниманию публики не предлагалась подобная выставка. С первого шага вы уже ослеплены и очарованы, и чем дальше вы идете, тем неотразимей становится очарование. В первом зале мы находим несколько очень красивых полотен г-на Ренуара и картины гг. Моне и Кайботта. Во втором — большую картину г-на Моне «Индюшки», картины г-на Ренуара, пейзажи гг. Моне, Писсарро, Сислея, Гийомена, Корде, Лами, которые сообщают царящей в зале атмосфере нечто невыразимо радостное и почти музыкальное.

Когда входишь в центральный зал, взгляд сразу же обращается к «Балу» г-на Ренуара и большому пейзажу г-на Писсарро; а когда вы поворачиваетесь, вас приводят в восторг величественные полотна г-на Сезанна, очаровательно тонкие и, главное, такие женственные картины мадемуазель Берты Моризо.

В большом зале, прилегающем к центральному, собраны вещи гг. Моне, Писсарро, Сислея и Кайботта.

А в глубине, в малой галерее, находятся изумительные картины г-на Дега и несколько восхитительных акварелей мадемуазель Берты Моризо.

Так в общих чертах выглядит эта выставка. Картины повешены с безупречным вкусом: любая часть экспозиции ласкает глаз, ни одна диссонирующая нота не вторгается в ансамбль, несмотря на всю несхожесть произведений, составляющих его.

Выставка на улице Лепелетье знакомит нас исключительно с живыми сценами, не печалящими ни глаз, ни душу; пейзажи светлы, радостны, грандиозны, нигде ни одной мрачной ноты, которая воспринималась бы как черное пятно.

Начнем с произведений г-на Ренуара; в частности, с «Бала» — самой значительной из его картин. В саду, залитом солнцем и лишь чуть-чуть затененном редкими худосочными акациями, чьи мелкие листья трепещут при малейшем дуновении ветра, веселые молодые люди и девушки, очаровательные в своей пятнадцатилетней свежести и гордые своими легкими платьицами, ткань которых стоила так мало, а шитье — ничего, сливаются в одну радостную толпу, и гул ее покрывает звуки оркестра. Лишь время от времени из этого гула вырывается мелодия танца, напоминая танцующим о ритме. Шум, смех, движение, солнце, атмосфера молодости — таков «Бал» г-на Ренуара. Это глубоко парижское произведение. Этих девочек мы ежедневно встречаем на улице, и в определенные часы дня весь город оглашен их щебетаньем. Улыбка, манжетки — и достаточно: они уже кажутся хорошенькими, и г-н Ренуар отлично это доказал. Посмотрите, сколько изящества в красивой девушке, опершейся рукой на скамейку! Она болтает, сопровождая слова тонкой улыбкой, а глаза ее пытливо заглядывают в лицо собеседнику. А каков этот юный философ, что откинулся на стуле и покуривает трубку! Каким он проникнут глубоким презрением к суетливым танцорам, которые в вихре польки забывают даже о солнце и зное!