Дневники казачьих офицеров

С прибытием начальника укрепленного участка наши начали переходить границу и складывать оружие (винтовки, пулеметы и патроны), холодное оружие нам оставили, а револьверы мы сами попрятали. От поста нам следовало идти в Гагры, я с конвоем выехал в голове колонны, и к рассвету прибыли в Гагры.

28 сентября. Весь день проходили казаки через Гагры, все направлялись в имение Игуманово, где был назначен бивак для интернированных. Я с двумя офицерами остался в Гаграх, поблизости от порта и около грузинской администрации, с которой о многом надо было переговорить (о дальнейшей судьбе своей и моих частей). Договорились о пекарнях для выпечки хлеба, за которые взяли с нас втридорога; кроме того, это проделывалось секретно, так как грузинские власти запретили нам покупать хлеб на рынке, отказавшись от забот о нашем довольствии и предоставив нас самим себе.

Наш миллион рублей грузины покупали за 25–30 тысяч грузинских; не имея продовольствия, казаки начали продавать седла, лошадей и другие свои вещи, грузины (военные и гражданские лица) все приобретали за бесценок. Казаки оставались с мелкими личными вещами.

Вначале пекарни выпекали хлеб по фунту на человека, но потом стали удваивать цену. В лагере грузинами варился какой-то ужасный суп, который без мяса выдавался казакам. Довольствие частей (4–4,5 тысячи казаков и офицеров) было ужасное, некоторые умудрялись продать и последнюю рубаху для пропитания. Такого гнета я никогда не прощу грузинскому правительству!

В караул грузины нарядили полуроту в 60 человек, казакам и офицерам было запрещено покидать имение, мне и некоторым моим помощникам было разрешено с пропусками выходить в город. Иванис, Комитет спасения и вновь прибывшие члены его из Поти и Тифлиса (Шахим-Гирей, Гарбу, Воротынцев и другие) устроились в Гаграх и в лагерь не показывались, — все совещались, разговаривали, выносили резолюции, обещали помощь, но ничего дельного не делали, да я совершенно перестал им и верить. Мои критикеры в отряде совершенно стушевались и затихли.

29 сентября. Был у полковника Сумбатова (кадровый русский офицер), который много мне обещал, но ничего не сделал для облегчения нашей участи. Держался он грубо и, как победитель, говорил мне, что грузинское правительство что захочет, то и сделает с нами, намекая, что по соглашению с советской Россией Грузия должна выдать интернированных казаков большевикам. Мне и старшим офицерам полковник Сумбатов посоветовал скрыться в глубь Грузии, от чего я категорически отказался, заявив, что я приму все меры, чтобы спасти казаков от выдачи советам. В отношении улучшения довольствия воинских частей Сумбатов совершенно отказался помочь, сказав, что это не в его компетенции. Видно было, что Сумбатов не был расположен к нам и что нужно остерегаться его и искать помощи в другом месте.

30 сентября около 10 часов на горизонте появились дымки, а потом и пароходы, которые шли прямо на Гагры. Я опять помчался на моторной лодке, все-таки предоставленной мне, навстречу, но пароходы, проманеврировав с час, снова скрылись за горизонтом, и я вернулся обратно. Море было тихое, с зеркальной поверхностью.

Группа войскового старшины Ковалева еще не прибыла, но я знал от грузинских пограничников, что она пытается обойти большевиков по горам. С одним грузином выслал явку Ковалеву, чтобы он поспешил ко мне.

Полковник Сумбатов почти ежедневно выезжал в нейтральную зону для свидания с красным командованием, которое требовало нашей выдачи. Большевики обещали заплатить грузинам 10 миллионов рублей за мою голову, и желающих между грузинами, конечно, нашлось бы много, но пока, видимо, не смели этого сделать. За мной усилили слежку, и я неоднократно получал предупреждения от администрации и знакомых грузин не удаляться больше чем на пять километров от лагеря, где были размещены мои части.

Наконец-то флот из шести пароходов, появившись на горизонте и потом подойдя к Гаграм, остановился, а вперед вышел транспорт «Дон» и остановился в двух-трех верстах от берега. Одного из старших офицеров я послал на бивак с приказанием: с темнотой развести на берегу у самой воды три больших костра, секретно назначить первую группу в 1–2 тысячи казаков и без разрешения ночью погрузить их на транспорт. Сам же на лодке отплыл на «Дон».

Прибыв на пароход, я объяснил обстановку коменданту транспорта и сообщил ему свое решение. Согласно предписанию генерала Врангеля весь флот состоял под моей командой до тех пор, пока я не посажу на пароходы все мои части, находившиеся на берегу. По договору с комфлота,[79] он сделал ложный маневр и явно скрылся с горизонта, а я остался на крейсере «Алмаз». С темнотой транспорты «Дон», «Ялта» и «Крым», с болиндером[80] и катерами, взяв направление на три костра, приблизились к берегу.