Дневники матери

Работая над этой книгой, каждый раз, когда я брала интервью у специалиста, я задавала один вопрос: «Если не принимать во внимание предрассудки, что бы вы сказали о зависимости между расстройствами мозга или психическими заболеваниями и насилием?» Доктор Кент Киель хорошо подвел итог всем этим разговорам: «Лучший способ уничтожить веру в то, что люди с психическими заболеваниями жестоки, — это помочь им, чтобы они не были жестокими».

Узнать о том, что человек готовится совершить акт насилия, очень сложно. Составление «психологического портрета» не работает. Но насилие можно предотвратить. Кстати, у специалистов по оценке угрозы есть пословица: «Предотвращение не означает предсказания». Тем не менее, для этого требуется повысить всесторонний доступ к выявлению заболеваний мозга.

Доктор Рейд Мелой, родоначальник этой области, проводит такую аналогию: кардиолог может не знать, у кого из его пациентов будет сердечный приступ, но если он знает о таких факторах риска, как, например, высокий холестерин у них всех, вероятность кардиологических явлений уменьшится. Она станет еще меньше, если врач обратит особое внимание на пациентов с повышенным риском — заядлых курильщиков или имеющих лишний вес, и станет совсем низкой, если он убедится, что пациенты, у которых уже были сердечные приступы, ведут здоровый образ жизни и принимают назначенные лекарства.

Подобная система уже работает в некоторых школах. На первом уровне у всех должен быть доступ к диагностике здоровья мозга и первой помощи, к программам по разрешению конфликтных ситуаций и к информации о предотвращении самоубийств. Партнерские коррекционные программы учат ребят без страхов и сомнений просить квалифицированных взрослых помочь их друзьям, если они вызывают беспокойство.

На второй уровень попадают дети, переживающие трудные времена, — те, которые потеряли одного из родителей, которых дразнят, над которыми издеваются, или ученики, которые относятся к группе риска. Например, геи, лесбиянки, бисексуалы и транссексуалы имеют гораздо больший риск подвергнуться издевательствам, поэтому могут понадобиться отдельные усилия, чтобы эти дети всегда могли обратиться за помощью.

Третий уровень оказывается задействован, когда отдельный ребенок вызывает некоторые сомнения. Возможно, у него какое-то эмоциональное расстройство, он говорил о самоубийстве или — как Дилан — написал работу о насилии или посвященную еще какой-нибудь тревожной теме. Такого ученика направляют к команде специально подготовленных учителей и других профессионалов, которые беседуют с ним, изучают странички ребенка в социальных сетях и другие материалы, говорят с друзьями, родителями, представителями местных правоохранительных органов, психологами и учителями.

Эти меры хороши не потому, что с помощью них можно поймать потенциальных школьных стрелков, но потому, что позволяют школьной администрации эффективно выделить подростков, сталкивающихся с различными проблемами: издевательствами в школе, расстройствами пищевого поведения, нанесением себе травм, недиагностированными нарушениями способности к обучению, злоупотреблением алкоголем и наркотиками, жестоким обращением дома и насилием со стороны ровесников (и это еще не весь список проблем). В редких случаях команда может обнаружить, что ученик строит конкретные планы нанести вред себе или другим, тогда могут быть подключены правоохранительные органы. В подавляющем большинстве таких случаев достаточно просто помочь ребенку.

«Люди, которые преднамеренно совершают насилие, делают это из-за какой-то лежащей в глубине проблемы, — сказала мне доктор Рандаццо. — Часто это проблемы с психикой. Обычно их можно решить, если вовремя обнаружить и эффективно лечить. Улучшение охраны психического здоровья бесспорно может помочь предотвращению насилия».

Если мы серьезно хотим предупреждать случаи насилия, мы также должны понимать, какую цену платит общество за легкую доступность огнестрельного оружия. Дилан сделал то, что он сделал, не потому, что смог купить ружья, но чрезвычайно опасно, что такие смертельно опасные приспособления легко доступны уязвимым людям, стоящим на грани. Мы уже видели, к чему это приводит, и должны принимать эти риски в расчет, когда говорим о том, как сделать наше общество здоровее и безопаснее.

Когда происходят такие трагедии, как в Колумбайн, Виргинском технологическом институте или начальной школе Сэнди-Хук, первый вопрос, который задает каждый, — «Почему?» Возможно, это неправильный вопрос. Я подошла к тому, чтобы считать, что куда лучшим вопросом будет «Как?»

Пытаясь объяснить, почему что-то произошло, мы можем прийти к тому, чтобы закончить поисками простых ответов, а не решений, предусматривающих конкретные действия. Только человек в бедственном положении и со склонностью к самоубийству может посчитать смерть лучшим выходом из неизбежных жизненных неурядиц. Для нас самих опасно рассматривать суицид как естественный ответ на разочарования, когда на самом деле это результат болезни.