Дневники матери

Я думаю, что все это применимо к тому, что произошло в Колумбайн. Дилан во многих смыслах был уязвимым — безусловно, он был эмоционально незрел, имел депрессию, возможно, страдал от аффективного расстройства или расстройства личности. Мы с Томом не смогли распознать ничего из этого и не ограничивали вредно влияющие факторы — жестокие развлечения, дружбу с Эриком, — которые еще сильнее усугубляли ситуацию.

Если мы задаем вопрос «как», то это позволяет нам рассматривать падение к саморазрушению как процесс, каковым оно и является. Как кто-то проходит путь к тому, чтобы нанести вред самому себе или другим? Как мозг перекрывает доступ к своим собственным механизмам самоконтроля, самозащиты и совести? Как такое нарушение мышления может быть выявлено и скорректировано заранее? Как мы узнаем, каким будет самое эффективное лечение в конкретном месте и в определенное время и как можно быть уверенным, что оно доступно в любом медицинском учреждении?

Как долго мы будем отказываться признать, что психические заболевания — это вопросы здоровья, и нужно определить, каким меры нужно принять для того, чтобы справиться с ними?

Все эти проблемы срочно требуют нашего внимания. Вопрос «почему» только заставляет нас чувствовать безнадежность. Вопрос «как» указывает на путь вперед и показывает, что мы должны делать.

Как я слишком хорошо знаю, заболевания мозга — это не ситуация из разряда «мы против них». Каждый из нас может пострадать, и с большинством из нас — в разные периоды нашей жизни — это случится. Мы учим наших детей следить за своими зубами, правильно питаться и распоряжаться финансами. Но как много родителей учат детей контролировать состояние своего мозга или сами знают, как это сделать?

Я не знала, и больше всего в жизни я жалею о том, что не научила этому Дилана.

Заключение. Известные изгибы

Сью Клиболд. Отделение Колорадо. Работаю с потерями и тяжелыми утратами. Потеряла сына Дилана, ставшего убийцей и покончившего с собой в школе Колумбайн Хай в 1999 году. Все еще спрашиваю почему. Поддерживаю исследования.

Запись в формате Твиттера, которую я написала, чтобы представиться на конференции глав отделений Американского фонда по предотвращению самоубийств в 2015 году

Не проходит ни одного дня, когда бы я не ощущала переполняющую меня вину — и за то, что я миллион раз подвела Дилана, и за то, что он сделал.

Шестнадцать лет спустя я каждый день думаю о людях, которых убили Дилан и Эрик. Я думаю о последних моментах их жизни, об ужасе и боли. Я думаю о людях, которые их любили: конечно же, о родителях всех детей и о жене, детях и внуках Дейва Сандерса. Я думаю об их братьях и сестрах, родственниках и одноклассниках. Я думаю о тех, кто был ранен, многие из них навсегда остались инвалидами. Я думаю обо всех людях, которые имели отношение к жертвам Колумбайн — об учителях начальной школы, нянях, соседях, — для которых мир стал более пугающим и непонятным из-за того, что совершил Дилан.

Потерю тех людей, которых убил Дилан, в конечном счете, невозможно просчитать и измерить. Я думаю о семьях, которые у них могли бы быть, о командах Малой лиги, которые они могли бы тренировать, о музыке, которую бы написали.

Я хотела бы знать о том, что планировал Дилан. Я бы хотела остановить его. Я бы хотела иметь возможность отдать свою собственную жизнь за жизни тех, кого он убил. Но несмотря на тысячи моих горячих желаний, я не могу вернуться назад во времени. Я стараюсь жить так, чтобы отдать долг чести тем, кого мой сын покалечил или убил. Работа, которую я делаю, посвящена их памяти. Также я работаю ради любви, которую все еще чувствую к Дилану. Он всегда будет оставаться моим ребенком, несмотря на содеянный им ужас.

Я часто вспоминаю, как смотрела на Дилана, складывающего оригами. Хотя у большинства бумажных поделок должны быть аккуратные, точные линии граней, Дилан, учившийся в четвертом классе, был несколько неряшлив, и его фигуры получались небрежными. Зато ему было достаточно один раз увидеть сложный образец, чтобы тут же повторить его.

Я любила налить чашечку чая и тихо сидеть около сына, наблюдая, как его руки двигаются быстро, как порхающие колибри. Я была в восторге от того, как Дилан превращает бумажный квадратик в лягушку, медведя или краба. Меня всегда восхищало, как нечто такое простое как листок бумаги может измениться всего от нескольких движений и неожиданно наполниться новым значением. Еще меня изумляла вещь, которая получается в конце, ее сложные изгибы, скрытые и неизвестные для меня.