Дневники русской женщины

Один из лежащих в отдельной палате – директор правления конторы Государственного банка в Одессе – молодой человек 29 лет, бывший лицеист, казался мне сначала более интересным по своему содержанию. Но мое разочарование началось с того, как я заметила, что он находится под башмаком своей ревнивой жены, которая, пока я не выезжала – навещала меня ежедневно, а потом ни разу не пригласила к себе, тщательно затворяя двери палаты, когда видела меня в столовой. Это бы еще ничего; беда в том, что он оказался с шаблонными взглядами на жизнь и женщину, на отношения мужчин и женщин, – и это я простила бы, но, сверх всего этого, такое же шаблонное отношение к религии – я не могу перенести хладнокровно. Видеть образок, висящий на кровати, и скабрезные французские журналы на столе – тягостно для меня. Вот пример абсурда официальной религиозности, которою заражено наше общество. И из всех его слов так и сквозит полное непонимание нездоровости таких взглядов и вредности такой «золотой середины», которой он держится и которая покорно убаюкивает нас на мягкой перине «обыденной жизни»… Если хочешь спокойного сна на ней – лежи посередине; передвинешься в сторону – уж неловко, а еще – тогда уж упадешь и проснешься.

Я мало знаю людей, но если мне придется жить среди таких, то я уйду от них, уйду куда бы то ни было, уйду из России, – я не в состоянии мириться с такой ужасающей пошлостью… Если бы я обладала талантом Грановского, страстностью же Белинского – я бы пошла на кафедру и стала бы «учителем жизни»… Но я – человек обыкновенный, да еще мои способности подкошены нервами – мне остается одно: бороться по мере силы одной, а затем в случае – уйти, но не сдаться!!

Новый человек я, и моя обновленная жизнь требует иных людей…

В голове моей слагается смелый план – воскресить давно умершую христианскую общину первых веков, провести среди современного испорченного эгоизмом общества эту великую, вечно живую идею; осуществляя ее на деле – основать для начала монастырь, но своеобразный, девизом которого служили бы слова: «Иже хощешь по Мне ити, да отвержется себе, да крест свой, и по Мне грядет»… – и провести это самоотвержение во всей цельности, применяя при этом все, что могла выработать цивилизация на пользу человека, отвергая как ненужное всю ее мишуру. А потом воспитать в этом монастыре поколение, безразлично – мужское и женское, и тогда, быть может, – в этом поколении, благодаря воспитанию и осуществится жизненный идеал Христа…

В 7½ часов скончалась Григорьева. От больных, конечно, скрыли.

24 декабря, 10 ч. в.

Вот где пришлось проводить мне нынче Рождественскую ночь!

У детишек – Шуры, Жени в женской шестикроватной, у Шуры и Феди в мужской – елки; личики деток в белых халатах светятся радостью, а пестрые, разукрашенные елки придали белым палатам еще более семейный и праздничный вид.

Была сегодня за всенощной; и вся, следуя тому настроению по отношению к церкви, которое меня не покидает уже 2-й год, – я смотрела на лица молящихся. Это было удобно, так как кресла с больными ставятся у клироса, а посторонние посетители стояли в глубине церкви полукругом. Церковь была ярко, по-праздничному, освещена; видно было, как торжественность богослужения действовала на молящихся: все стояли вытянувшись; на всех лицах застыло строгое, внимательное выражение… Прекрасно пели мое любимое нотное «Слава в вышних Богу»… Сколько раз я ни слушала этот превосходный напев – он все более нравился мне: он точно медленно уносит куда-то вверх… звуки нежные, тихие… Какой композитор написал эту музыку? Поистине трудно написать и более возвышенную, поэтичную, и в то же время простую.

Я совсем замечталась.

– Господи, к Тебе прибегох! – эти слова раздаются, точно музыкальный вздох, по всей церкви…

Я оглянулась на молящихся… все стояли так же внимательно, глаза многих были устремлены на образа; нет сомнения, что у многих в сердце отдались эти слова горячей молитвой…

– Научи мя творити волю Твою.

Я продолжаю смотреть на толпу… Да? и эти люди просят Бога научить их творить Его волю? И они в самом деле готовы исполнить божественные Его заповеди?

Горький смех чуть не вырвался у меня… – А ты, сама-то? не лучше ли было бы тебе вовсе не…

– Яко ты еси Бог мой…

И вот они все вернутся домой – такими же, какими пришли сюда.

– Яко у Тебе источник живота… в свете Твоем узрим свет! – заканчивается славословие громким радостным аккордом…

И теперь мне стало ясно, почему так внимательно стояли и слушали эти люди.

Им необходимо отрешиться хоть на несколько часов от пошлости житейской, в которой погрязли многие из них, – и вот они идут сюда. Никогда не догадаются они, что именно эта потребность ведет их в церковь; считая себя «православными христианами» – они объясняют это себе желанием «встретить праздники по-христиански» – не вдумываясь глубже.

Молитва возвышает человека, отрешает его от всего земного, церковь же легче настраивает к этому. Это громкое, радостное обещание – точно просветляет душу, дает ей поддержку и силу жить во тьме житейской…