Дневники русской женщины

А что делается теперь в городе? Сытые и праздные приготовляются теперь встречать Новый год весельем и пополнением желудков; голодная и несчастная беднота или спит, или пьянствует, или… пожалуй, некоторые и встречают мирно, в семье.

Я хотела заснуть… теперь из-за операции не могу, неудобно: поднимется возня, больного понесут мимо нашей двери, и я проснусь непременно. Тамара хочет встретить Новый год за письмом к родителям. Милая девочка – так любит их. А кому мне писать? – некому… Вале? – писала недавно; если буду писать сейчас – то, конечно, о своем настроении, о своих мыслях, но на такое письмо, в которое я вложу частицу своего «я», она не ответит мне искренно и горячо, как бы мне хотелось. А больше – некому. И поэтому я выбираю – книгу; возьму Платона «О государстве», сочинение, которое есть здесь у меня. Это будет благороднейшее общество, в каком только можно встретить Новый год.

Все спят… Не сплю лишь я и Тамара… 11 часов, операция кончилась, идет приборка. Возьму книгу…

1898 год

7 января

Так я встретила Новый год. С первых же страниц на меня повеяло духом классического мира, стало как-то легче на душе, – я точно перенеслась в другой мир. К сожалению, очарование длилось недолго: я уже погрузилась с головой в спор о справедливости – как раздался бой часов и голос Тамары: «с Новым годом!» Я поздравила ее тоже и снова взялась за чтение. Но, увы! пришла одна из сестер с поздравлениями, глупенькая, маленькая девочка, которую мы все прозвали «горошинкой», потом пришла другая сестра – ночная дежурная. Вскоре надо было тушить лампы и ложиться спать.

На другой день в приемной у меня никого не было, и писем также не получила… Удивляюсь своей судьбе: или меня по ошибке заставили родиться не в той семье, где бы следовало, или моя личность не может подходить к уровню большинства, или же, наконец, я действительно хуже других, но всегда я одна… Только здесь находятся такие, которые привязываются ко мне; но такой братской, глубокой любви, какую бы мне хотелось встретить, я никогда не встречу. Ну и пусть! Нет, что ли, у меня сил жить одной?

В тот день ко мне пришла дежурная сестра Г-вич. Я не могла говорить с ней долго, так как за ней зорко следят сестры, чтобы, по их выражению, она «не болтала» с больными. Они забывают, что у нас есть душа, что нам дорого, когда с нами обращаются как с личностью, входят в наше положение. Сестра Г-вич именно такая: я очень ценю в ней это уменье «подойти» к человеку, у меня стало как-то светлее на душе, когда она пришла и поздоровалась со мной…

Она как-то сказала мне:

– Мое чувство к больным глубже, чем их ко мне…

– Это может быть справедливо, но только не по отношению ко мне, сестрица, – сказала я.

8 января

Последние дни хотела читать Тургенева «Затишье», «Ася» и бросила. Мною вновь овладело то чувство недоумения, которое возбуждало во мне в отрочестве чтение романов – «все любовь, и все одно и то же на разные лады», – думала я тогда; теперь та же самая мысль заставила меня отложить в сторону и Тургенева. С тех пор, как замужество близкого мне человека раскололо вдребезги на моих глазах так называемую поэзию любви, с тех пор, как предо мной встал роковой вопрос «зачем», на который я никогда раньше не отвечала, я живу иною жизнью и поэтому ко всему отношусь по-своему.

Я взяла XIII том Толстого и прочла там главы о любви и о страхе смерти, взяла XII и прочла «Смерть Ивана Ильича». Мысли, вызванные переписью в Москве, «В чем счастье»… Читала с глубоким наслаждением, чувствуя, переживая сама настроение писателя, который в таких простых и ясных выражениях раскрывал свою душу, свои мысли, не щадя себя никогда. И осмеливаются еще говорить, что великий писатель встал на ложную дорогу. Безумцы! Едва только человек задумался над жизнью, чуть только вышел из общей колеи, сейчас подымается гвалт… Сами-то вы хороши! Скажите, кем доказана правота вашей жизни?..

С тех пор, как умер отец Жени Л-ской, «интеллигент», член суда в гор. N., я стала раздумывать впервые, – для чего жил этот человек? И меня поразила вся несуразность его жизни, которой никто не замечал: жил себе человек, учился, стал юристом, чиновником, женился на пустоголовой девчонке, которая родила ему 5 человек детей, в воспитании и развитии которых он не принимал никакого участия. Дети – дочери – выросли пустые, как и мать, и так же равнодушно отнеслись к болезни и смерти отца, как и дочь Ивана Ильича. И когда он умер и я увидела, как мало следа оставил он в памяти жены и детей, – я задумалась над тем, как и зачем он жил. И разрешила я этот вопрос так: жил он не так, как нужно, а следовательно, и не за тем, зачем нужно было.

Когда я читала «О назначении науки и искусства» (т. XII, стр. 279), мысли о социологии – я удивлялась сходству с моими взглядами; только здесь Толстой возражал против утверждения, что «общество есть организм», я же убеждена, что вся эта наука построена на ложных основаниях и стремится к заведомо недостижимой цели.