И вспоминается мне разговор с одной из недавно поступивших больных, гимназисткой лет 14, мечтательной девочкой, которая пресерьезно уверяла меня, что есть волшебная страна берендеев, в которой живет Бог и наши души до рождения. Я про себя только пожалела эту фантазерку; а в сущности, в мои-то годы, не мечтаю ли я тоже в своем роде о царстве берендеев? Впрочем – нет: я чувствую и сознаю, что мои мысли правильны, что иначе я не могу думать, что к этому приводит меня изучение наук…
В среду пошла на курсы. Один из профессоров читал о Наказе Екатерины; мне казалось, что все это я давно знаю, а нервное подергивание и заикание делали для меня невыносимым слушание его лекции. На мое несчастье, не было лекции «Теория эмпирического знания»… Я воспользовалась свободным временем и поехала в Еленинскую клинику к Де-йс, – бедняжка больна с 9 декабря воспалением слепой кишки. Я пробыла у нее около часу. На меня произвели тяжелое впечатление как обстановка, так и сама больная; первую нельзя и сравнить с нашей, хотя цена отдельной палаты одинаковая – сто рублей; с больной же что-то неладное – все 40°, и доктора спорят об операции, делать или нет. Вернувшись домой, принялась за чтение. Но не сиделось на месте, и я поехала к Щ-ным. Там меня охватила привычная деловая обстановка. Е. Ник. готовилась к публичной лекции. (10 января закрылись общедоступные курсы общества взаимопомощи педагогов.) Удивительная девушка Е. Ник.!.. Деловитость забрала ее всю, не оставив в ней ничего для сердца, и почему-то мне показалось, что с тех пор, как я принуждена лежать, она смотрит на меня с тайным пренебрежительным сожалением и с сознанием превосходства, которое дает ей здоровье: ишь ты, мол! такая молодая и… где уж тебе совершить одну сотую того, что сделала я… Неужели она не думает, что у человека есть душевная жизнь и нужно проникнуть в глубь души, чтобы узнать ее?.. Мне стало больно, я поспешила уйти… И хорошо мне в этом семействе, и холодно иногда становится.
Приехала ко мне Таня и пробыла на этот раз дольше, чем обыкновенно. Бедной девочке пришлось во всем признаться, роман ее внезапно раскрылся… Вот бешенство и ужасы родных от неожиданного для их гордости удара!..
Мне очень жаль ее! Как хотелось мне прежде, чтобы она в 21 год тоже пошла на курсы, сделалась бы потом деятельницей на пользу народа; в апреле она совершеннолетняя, и я предоставлю ей возможность пользоваться обстоятельствами, доказав родителям, что, в сущности, они сами виноваты в случившемся: сразу разорвать свои золотые цепи – поехать в Петербург, взяв деньги на учение у меня. Она будет обеспечена все четыре года, а там – будущее в ее руках… Но увы! Таня спокойно не дожила до этого времени, она была слишком надломлена, чтобы решиться теперь на что-нибудь, пассивно слушая меня. То, к чему она так страстно стремилась, – для нее теперь уже не существовало: отсутствие умственной пищи дома, отсутствие живого, увлекавшего ее всю дела сделали то, что Таня, вначале равнодушная и интересовавшаяся им только с умственной стороны – полюбила сама… «дописались!», как она выражается.
Этого должно было ожидать. Таня – очень привлекательная, оригинально-изящная, поэтическая девушка, он – даровитый юноша – поэт, мечтатель, и оба – поклонники Ибсена, д’Аннунцио, Метерлинка, Ницше… их точно создали все модные веяния fin de siècle’a12
. Бедные, бедные поэтические дети!– Я хочу в Малороссию, – тревожно говорила Таня (в меблированных комнатах этого имени живет Д.)… Ей только 20 лет! И он несчастен, и она несчастна – вот и сошлись… Что-то будет?
Что касается до меня, то мне не нравится его гордая уверенность в своем таланте, злоупотребление словом «гений» и небрежное отношение к стихотворениям: он пишет их много, не отделывая ни одного, – и иногда наряду с прекрасными строками встречаются неудачные выражения… Истинный талант не так относится к своему творчеству. Весь поглощенный своими страданиями, он не замечал меня, хотя долгие часы проводили мы вместе: и я начинала чувствовать их пустоту; тогда я была, если не совсем посторонний, то, во всяком случае, лишний человек: он и Таня молчали, «поглощенные» друг другом. Удивительно, до чего влюбленные неинтересны! Сколько ни твердила мне Таня про ум Д., его глубокое знание литературы и ее почитание – из разговора с ним я никак не могла этого узнать. Я видела, что Таня слегка заинтересована им, и из деликатности не выражала настоящего своего мнения о нем. А между тем я знала, что если он захочет – может быть неотразимо привлекателен и… почем знать, может быть даже и умен.