Читаем Дневники русской женщины полностью

И невольно приходит в голову сюжет для повести или рассказа… Содержанием книжки служило бы все пережитое за эти годы: знакомство с миром науки, потом – искание чего-то, неудовлетворенность, потеря веры, знакомство с неплюевским братством, описание этого уголка, где жизнь построена на идеальных основах; наконец – ясное сознание невозможности какой бы то ни было веры, двойственное сознание – привязанности к этим людям идеи и невозможность вполне слиться с ними – приводящая к самоубийству над книгой Лукреция «De natura rerum». Это было бы в своем роде «Годы странствования», но не Вил. Мейстера, а никому неведомой курсистки.

Мне страшно сделалось, когда я увидела, какую волю дала я своей фантазии. Еще рассказ небольшой написать – позволительно, но чтобы потратить столько времени даром, чтобы написать нечто большее, нежели рассказец, – это уж никогда! никогда! И всего досаднее, что разыгравшаяся фантазия отрывала от занятий, от философии и уносила далеко-далеко, действительно – «в мир идей».

Если бы «вечное блаженство», о котором так твердят все религии, состояло в творчестве – о, тогда я понимаю его! Это, действительно, блаженство, и человек, обладающий этим блаженным даром, блажен уже и в этой жизни. Если б я могла написать все, что приходит в голову! Да беда в том, что все только и ограничивается игрой фантазии, а с пером в руках – выходит сущий нуль.

Это значит, что я ни к чему не пригодна.


15 сентября

Вот и месяц прошел, а я все еще не кончила экзамены. Мне даже как-то страшно думать, что уже месяц прошел: кажется, время остановилось, живешь – точно в пустом пространстве, день за днем тянутся однообразные, похожие один на другой, как две капли воды, – все книгами. Я нигде не бываю, и ко мне приходят очень немногие, да и то ненадолго, так как некогда. Лето, проведенное без занятий, дало себя знать, пришлось усиленно заниматься, и каждый потерянный час очень чувствительно отзывается на ходе занятий.

4-го мы все приготовились к новой истории, но профессор не приходил; за ним посылают, он отказывается экзаменовать, так как теперь уже не имеет кафедры на курсах. Я в этот день долго повторяла лекции и, наконец, кончив всю программу очень поздно – около 4 часов, пошла на курсы в полном убеждении, что опоздала, что экзамен кончен, и хотела только просить профессора проэкзаменовать меня в следующий раз. Встречаю Скрибу у самых курсов: объявляет, что экзамена… не было. Больно было услышать еще раз напоминание о потере К-ева, но чувствовала также и некоторое облегчение, так как слишком было бы тяжело держать экзамены, сознавая, что отвечаешь человеку, которого уже нет в храме науки… вот, все 30 человек, сдающих экзамены, напрасно прождав несколько часов, – разошлись, а экзамены отложили до совета, который решит – у кого нам держать и «быть или не быть» экзамену.

Через несколько дней, вечером, была на курсах. Счастливая Б., вышедшая замуж нынче летом, сбегала с лестницы, спеша домой, так как утром уезжала в Севастополь к мужу; внизу В-цева и Х-стова были с нею. Прощаясь, мы все целовались, и я, за все четыре года не сказавшая с ней ни слова, вообще не имевшая с ней никаких сношений, – все-таки чувствовала какую-то грусть… Это было знаком, что мы скоро-скоро, через несколько дней, все расстанемся и рассеемся на всей России.

Грустно думать о разлуке; все товарки – знакомые ли, незнакомые ли – все кажутся мне теперь дорогими, четыре года связывали нас одна аудитория, одни профессора, одни науки, общее стремление к образованию. И вот теперь, на пороге разлуки, тяжело и жаль как-то расстаться. Хотя среди них, среди этой массы не нашлось у меня ни одного друга, ни одной души, которую я с восторгом признала бы родственной себе и слилась бы с ней в одном братском чувстве, хотя грустное чувство одиночества постоянно живет в моей душе – все-таки по отношению ко всем товаркам могу сказать, положа руку на сердце, у меня нет и тени озлобления. Среди них было много таких, с которыми я хотела сойтись и делала попытки сближения сама первая, но им, должно быть, я не нравилась как человек, и они явно старались не сближаться со мной, иногда даже нисколько этого не скрывая, как, например, Д-аш…

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная литература

Сказка моей жизни
Сказка моей жизни

Великий автор самых трогательных и чарующих сказок в мировой литературе – Ганс Христиан Андерсен – самую главную из них назвал «Сказка моей жизни». В ней нет ни злых ведьм, ни добрых фей, ни чудесных подарков фортуны. Ее герой странствует по миру и из эпохи в эпоху не в волшебных калошах и не в роскошных каретах. Но источником его вдохновения как раз и стали его бесконечные скитания и встречи с разными людьми того времени. «Как горец вырубает ступеньки в скале, так и я медленно, кропотливым трудом завоевал себе место в литературе», – под старость лет признавал Андерсен. И писатель ушел из жизни, обласканный своим народом и всеми, кто прочитал хотя бы одну историю, сочиненную великим Сказочником. Со всей искренностью Андерсен неоднократно повторял, что жизнь его в самом деле сказка, богатая удивительными событиями. Написанная автобиография это подтверждает – пленительно описав свое детство, он повествует о достижении, несмотря на нищету и страдания, той великой цели, которую перед собой поставил.

Ганс Христиан Андерсен

Сказки народов мира / Классическая проза ХIX века

Похожие книги

100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука