Дневники русской женщины

Le mal est sans espoir… ainsi j’ai dû le taire
Et celui qui l’a fait, n’en a jamais rien su.
Pour lui, quoique Dieu l’ait fait doux et tendre
Il ira son chemin distrait et sans entendre
Ce murmure d’amour élevé sur ses pas…

Даже в газете, случайно – и то нахожу такое совпадение! Ну, что ж?! Не могу же я разлюбить его. Ну и пусть –

Ma vie a son secret, mon âme a son mystère,
Un amour éternel en un instant conçu.
Le mal est sans espoir; ainsi j’ai dû le taire
Et celui qui l’a fait n’en a jamais rien su…¹⁵⁰

5 июля, пятница.

Иностранцы нашего пансиона понемногу разъезжаются. Уехал студент Упсальского университета, и немец – преподаватель французского языка в какой-то семинарии для приготовления пасторов. Те немногие студентки Сорбонны, с которыми познакомилась за эту зиму, – тоже уехали, скоро я останусь совсем одна в пансионе. Меня усердно навещает только немец да Бертье с программами и книгами. Я усиленно занимаюсь.

8 июля, понедельник.

Пошла слушать Кореневскую: она сегодня сдает экзамен и выдумала надеть тогу, как студенты, хотя женщины и избавлены от этой формальности. И, Боже, – до чего она была смешна! Эта красивая старинная одежда очень идет к фигурам высоким и стройным, но уж никак не к низенькой женской, с симпатичным круглым простым лицом русской поповны.

Нет, ни за что не надену эту тогу, что за интерес быть смешной и некрасивой.

Усердно занимаясь весь год уголовным правом – Кореневская по остальным подготовилась только-только, чтобы сдать, и поэтому отвечала неважно. Но с какой тревогой следили за ней ее товарищи! Надо было видеть, как они боялись за нее, как бегали взад и вперед по двору, пока тянулся экзамен: около двух с половиною часов.

Как ни мало расположен французский студент смотреть на женщину как на товарища, все же и среди них, как и везде, можно встретить порядочных людей.

10 июля, среда.

Le mal est sans espoir¹⁵¹… Так нет же! не поддамся я этому настроению!

Надо уехать… Скорее, скорее, не буду ждать экзамена до 3 августа, слишком долго. Скажу Бертье, чтобы он уладил дело, переменюсь с кем-нибудь номером. Буду заниматься день и ночь – но сдам экзамен и скорее уеду в Англию. Чтобы не терять даром времени вакаций – научусь по-английски. Буду работать как вол, чтобы только овладеть собою.

12 июля, пятница.

Стоит невыносимая жара. Я никак не могла себе представить – до какой степени может быть жарко… Я задыхаюсь… Кажется, что в голове не мозг, а раскаленные уголья. Кладу на голову компресс, раздеваюсь и завертываюсь в сырую простыню – и, несмотря на это, с трудом могу заниматься.

Сквозь закрытые окна и ставни доносится шум с улицы: это начинается национальный праздник.

15 июля.

Вчера вечером ходили смотреть с Бертье и немцем фейерверк на Pont-Neuf и танцы на улицах.

Французы умеют и любят веселиться. Этот праздник тем интересен, что является действительно народным – буржуазия теперь уже покинула свои роскошные отели в Елисейских Полях; аристократия – Сен-Жерменское предместье; в столице остается рабочий народ, – его предки разрушали Бастилию, – он же и празднует этот день.

Чем уже улица – тем она оживленнее: висят гирлянды зелени, бумажных цепочек; фонари точно разноцветные глаза светятся в темноте, покачиваясь на невидимых проволоках. Всюду маленькие эстрады для музыкантов, которые скрыты драпировкой, флагами, зеленью. То здесь, то там раздаются польки и вальсы, и веселье бьет ключом… Молодежь танцует; старики сидят у столиков кафе.

Атмосфера заряжена весельем, как электричеством, – оно захватило и меня, и я с увлечением танцевала с моими спутниками на всех площадях, где проходили. Немец, кажется, влюбился и вздумал ревновать. Глупый мальчишка!

Как опасно позволить при себе смотреть на луну и читать Гейне…

17 июля, среда,

Madame Odobez постучалась ко мне в дверь и таинственно сообщила: – M-elle, quelqu’un vous demande en bas un homme, un monsieur… je suppose que ce doit être un nihiliste russe…¹⁵²

Так как все ее образование ограничивается уменьем читать, писать и считать – то доказывать ей, что «nihiliste» – в России давным-давно не существует – бесполезно. И я, заинтересованная, бегом побежала с лестницы, стараясь угадать – кто бы это мог быть.

Вот сюрприз! передо мной был один из сотрудников нашей газеты «Север» – Иван Николаевич Корельский.

Маленький, некрасивый, застенчивый – он всегда носит блузу и говорит очень медленно. Вот эта-то совсем необычайная для французского глаза внешность и заставила madame Odobez произвести его в «нигилисты».