Дневники русской женщины

Я его мало знаю, но он славный человек. И, конечно, сразу предоставила себя в его распоряжение. Устроила его, наняв комнату в нашем же пансионе, который совсем опустел.

Он видел братьев перед отъездом. Никто из семьи и не подумал прислать мне ни письма, ни чего-нибудь с родины. Но я была так рада, так рада увидеться с кем-нибудь из Ярославля.

С его приездом на меня точно пахнуло ветром с Волги и на парижском горизонте мелькнули необъятные родные равнины, поля, луга, леса…

Он сидел и рассказывал, что делается на родине, а я жадно ловила каждое слово.

19 июля, пятница.

Сорель пишет корреспонденции в наш «Север», – и Корельский хотел зайти к ней, но она уже уехала в деревню. Он пожалел, что не удалось познакомиться с этой интересной женщиной.

Я с жаром стала описывать ему ее красоту, талант, ее мужа, их безмятежное семейное счастье…

Иван Николаевич внимательно слушал. И вдруг сказал, по своему обыкновению – медленно, с расстановкой, точно заикаясь:

– Все это хорошо. Но все-таки жаль, когда русские интеллигентные женщины выходят замуж за иностранцев. Они нужны нам в своей стране. Смотрите и вы… не выйдите здесь замуж.

Хорошо, что в комнате было темно от затворенных ставней, и он не мог видеть моего лица. Сердце точно остановилось, что-то холодное-холодное прошло по телу, и в глазах помутилось.

Я молча подошла к умывальнику, налила воды в чайник и поставила на спиртовую лампочку.

И только потом могла сказать, как можно более беззаботным тоном:

– Ну, вот еще, глупости какие, – за это нечего опасаться. Я слишком люблю Россию, чтобы остаться здесь. Смотрите – как я рада вас видеть, как я за вами ухаживаю… Нет, нет – пусть придет сюда какой угодно красавец и умница француз – я не променяю на него ваше общество.

Я говорила быстро, задыхаясь, что-то сжимало горло… И мне страшно было, что он вот-вот перебьет меня, и хотелось заразить его уверенностью, с какой сама говорила.

А он внимательно посмотрел на меня прекрасными голубыми грустными глазами – и покачал головой, точно не доверяя моим словам:

– Хорошо вы говорите… смотрите только…

Я с живостью схватила его за руку, радостно улыбаясь.

– Иван Николаевич, милый, и как же вам не грешно! Да вы взгляните только на меня. Ведь от одного сознания, что вы здесь, я вся преобразилась – сразу чувствую себя лучше, спокойнее как-то. Да не стоит и толковать о таких несуществующих вещах, – давайте лучше чай пить…

А когда он ушел, я заперлась на ключ и упала на кровать, задыхаясь от слез. Я плакала не потому, что любовь моя – без ответа, я знаю это, и еще ни разу слезы не навертывались на глаза… Я плакала оттого, что полюбила чужого, которому все наше непонятно и чуждо, как наш язык…

Отчаяние, страшное, безграничное отчаяние охватило душу, и я была бы рада умереть…

И перебирая в уме всю свою прошедшую жизнь – нахожу один вопрос: отчего, отчего я не встретила раньше человека, которого могла бы полюбить? Если я на курсах жила замкнуто в тесном кружке товарок – то по России пришлось мне поездить немало.

Отчего – ни на голоде, в глуши русской деревни, ни на Кавказе, ни в Финляндии, ни во время бесконечных переездов из края в край России, в вагоне железной дороги – отчего, отчего я не встретилась с ним?

И я рада была ухватиться за мысль, что тем более не надо мне его любить… что это безумная любовь, – так лучше вырвать ее из своего сердца и победить себя самое…

Все равно нет выхода…

Если бы даже он и полюбил меня? Что ж, поехал бы он, этот изящный парижанин, со мной в нашу русскую деревню лечить баб и мужиков? согласился бы он променять весь блеск, всю прелесть цивилизации «города-светоча» – ville lumière – на нашу русскую тьму и бедность?

Нет, нет и нет…

А беспощадный внутренний голос спрашивает: а если бы он, твой милый, любимый, сказал: я люблю тебя, останься здесь со мною навсегда… отвечай, отвечай, – согласилась бы ты?

И при одной этой мысли целый ад поднимается в душе…

Нет, так лучше, что он не любит меня… по крайней мере, я одна страдаю…

21 июля, воскресенье.

Бертье сломя голову прибежал с извинением, что ему наконец, удалось найти товарища, согласного перемениться номером. Сдаю в пятницу. А как быть с книгой? придется написать ему, спросить – куда и кому ее отдать.

23 июля, вторник.

Получила ответ. Mademoiselle,

La seule raison qui m’ait empêché de vous répondre depuis quelque temps – c’est que je n’ai pas eu une minute libre. J’étais occupé par des opérations que je faisais faire à des personnes de ma famille et il m’était impossible de trouver un moment pour vous voir. Si vous voulez me rendre le livre je vous prie de l’apporter un matin à neuf heures, cette semaine, à Boucicaut.

Mes sentiments les meilleurs et les plus dévoués.

E. Lencelet.

22 juillet 1901¹⁵³.

24 июля, среда.