Купила себе старый велосипед: без него немыслимо жить при здешних расстояниях. Англичанки, в отличие от француженок ездят в юбках, тогда как те большею частью в шароварах; я быстро усвоила себе здешнюю посадку: англичанки ездят, держась чрезвычайно прямо, и не делают никакого видимого усилия, чтобы управлять велосипедом. Так мне очень нравится.
И вообще я неожиданно открыла в своем характере некоторые черты, сходные с английскими. Не говоря уже о внешности, хотя и чисто великорусского происхождения, я не обладаю фигурой русской женщины – с пышно развитой грудью и боками. Я тонка и держусь всегда чрезвычайно прямо.
Нравится мне также и внутренность английских домов, их комфорт, то уменье, с каким англичанин умел устроить свое помещение. В их комнатах нет французской пестроты, они не заставлены мебелью, как в Париже – повернуться негде, из боязни, чтобы не опрокинуть столик с какими-нибудь bibelots155
. Они высоки, светлы, просторны и убраны, если можно так выразиться, со спокойным, благородным изяществом. Камины больше и уютнее французских. Они пока еще не топятся; но по одному внешнему виду можно себе представить – до чего хороши они в длинные зимние вечера, когда вся семья собирается около огня.Английский камин – это такая же поэзия домашнего очага, как у нас самовар. Недаром поэты воспевают его…
Принято почему-то считать англичан неспособными понимать поэзию, искусство… Какая ошибка! Да, они обладают очень своеобразной артистической жилкой: уменьем устраивать свое жилище. И их практичность сделала это уменье народным, распространило его и на рабочие классы. Характерно, что Вильям Моррис и Джон Рескин – эти апостолы религии красоты, старавшиеся распространить ее, сделать доступной для масс – были англичане.
Я мало ценю роскошные художественные французские салоны в разных стилях, раз они недоступны массе.
А здесь – рабочий живет в чистом домике, устроенном так разумно и уютно, что любой русский столичный интеллигент может позавидовать ему в удобстве.
Англичане у себя на острове создали своеобразную моду – носят белые пикейные платья, живописные шляпы с широкими полями и перьями, и еще какие-то очень красивые и оригинальные, каких на континенте не носят: газовые оборки, пришитые к соломенной тулье, обрамляют лицо и образуют как бы вроде капора. Такие шляпы очень идут к юным лицам, обрамленным локонами.
Я всегда любила белый цвет и шляпы с большими полями. Также и спорт. И моя любовь к лодке, к плаванию – немало возмущала мать; а велосипед я могла купить себе только, когда была совершеннолетняя. Такая, ничем не объяснимая любовь к спорту окончательно потеряла меня в глазах матери.
Я столько перенесла от непонимания окружающими моих склонностей, что здесь наслаждалась сознанием того, что мне далось с таким трудом – здесь – достояние всякой женщины чуть не с детства.
А как хороши английские парки! Это, пожалуй, самое лучшее, что я видела в Лондоне. У нас в России – природа в городах точно торт – разрезана и аккуратно расположена по кусочкам. Немудрено, что для сохранения их в приличном виде «по траве ходить, деревья ломать, цветы рвать и собак водить – строго воспрещается».
А здесь – все идут в громадные парки, как к себе в дом, располагаются, где хотят; завтракают, читают, спят на лоне природы… С непривычки я сначала все озиралась кругом: казалось, вот-вот вырастет знакомая фигура блюстителя порядка, и внушительно произнесет: «ходить по траве не приказано». Англичан можно не любить, но им нельзя не удивляться.
Есть в этой нации какая-то железная энергия – сила, которой нам недостает.
Когда подумаешь – что сделано на этих островах, на пространстве меньшем двух-трех наших губерний – только тогда представишь себе ясно, до какой степени интенсивна здесь жизнь и насколько она у нас экспансивна.
Национальный характер англичан – прямое следствие географического положения страны. И поэтому мне положительно смешно слушать выражения порицания их эгоизму, гордости и пр. Очевидно, у нас в обществе еще мало распространены знания о влиянии географического положения на характер жителей. Чем они виноваты, что природой отделены от остальной Европы, что у них необыкновенно предприимчивый дух, практичность? И если бы мы были на месте англичан и при своей изолированности создали бы то же, что они, неужели и в нас не развилось бы то же гордое домосознание?
Страшно устала.
Сколько уже дней прошло, как я здесь… если б получить письмо от него?
Но как и что могу я написать ему? – как врачу, конечно, – хотя и чувствую себя хорошо; но иначе нельзя… и вот я пишу.
Monsieur.