– Mademoiselle, вот видите, у камина даму – это madame Emile Carsolle, я вам говорила о ней – пишет сентиментальные романы, нравственные и очень хорошие… couronne par l’Académie192
; я очень люблю ее жанр, – прошептала madame Tessier, наклоняясь ко мне.Я с любопытством посмотрела на автора нравственных романов. Это была уже немолодая женщина, без признака французской грации и кокетства, – как наши провинциальные дамы – одетая в простую черную юбку и скромный шелковый немодный корсаж. Гладкая прическа и ни следа косметики на еще свежем красивом лице. Она задумчиво просматривала газету, сидя у камина и не обращая никакого внимания на окружающих.
Двое молодых людей – блондин с длинной бородой маленького роста и брюнет с живыми глазами и черными бровями полукругом, что придавало в высшей степени комическое выражение его молодому лицу – смеясь, о чем-то спорили с Кларанс.
Madame Tessier сидела важно и неподвижно, не говоря почти ни слова и с удовольствием смотря на веселую молодежь.
Художник, очевидно, сказал что-то особенно смешное, Кларанс, хохоча во все горло, опрокинулась в кресло…
– Ox, ox, ox… – задыхалась она от смеха; скульптор расхохотался тоже, madame Tessier улыбалась.
Я ничего не понимала и во все глаза смотрела на них: говорили по-французски, но совершенно новые, непонятные слова.
– Вы не смущайтесь, mademoiselle, – сказала Кларанс, стараясь перестать смеяться. – Вы часто услышите здесь такие слова, которых не поймете. Это – argot193
. La langue verte, что называется. Так как здесь народ вольный, артисты, художники – то мы не стесняемся в выражениях. Я очень дурно воспитана.– Dites donc, Clarence194
, – перебил ее художник.– Молчать. Дайте мне предупредить русскую. Она может невесть что о нас подумать. Что мы – чудовища, а на самом деле, право, вовсе не злые люди. Мы любим пошутить и посмеяться без стеснений – это верно, но ведь это же не грех. Мы, мало того что друзья, мы и земляки, – почти все из Тулузы.
– Мы бедные артисты, чающие славы и утешения! – сказал художник, вдруг вскакивая со стула и опускаясь предо мной на колени, приложил руку к сердцу и мечтательно закатил глаза кверху.
Эта выходка была так неожиданна, выражение его лица так комично, что все присутствующие рассмеялись.
– Смотрите – это он вам в любви признается… скоро же, скоро же, Henry! – крикнула Кларанс.
– Я из страны снегов и льда… Они тают не так-то быстро, – ответила я, улыбаясь.
– Под солнцем юга растает лед севера! – с комическим пафосом воскликнул художник.
Я опустила глаза, придумывая, что бы ответить, как вдруг он вскочил и повелительно протянул руку:
– Сидите так… смотрите, Кларанс, смотрите все – как хороша, mademoiselle в этой позе…
Я почувствовала на себе несколько пар любопытных глаз и невольно покраснела.
– Ах, как хорошо! какая вы чудная модель! Что у вас за цвет лица – настоящий, розовый, живой, не искусственный, как у парижанок…
– Да, с моей соотечественницей можно сделать прекрасные вещи не шутя; вы должны быть хорошо сложены, – серьезно сказал скульптор, внимательно смотря на меня.
Я не знала, что отвечать… Я чувствовала, что здесь надо выйти из рамок общепринятого буржуазного понятия о «приличии» и, так сказать, суметь воспринять эту новую атмосферу.
И в то же время мое артистическое чувство было польщено. У меня совсем нет женского самолюбия, но есть любовь к искусству, к прекрасному и понимание его. И мне приятно было слышать, что я своею внешностью могу возбудить художественный восторг, – дать идею…
Madame Tessier взглянула на часы и поднялась. Ей пора было идти приготовлять обед своему Шарлю. Я встала тоже. Кларанс ласково простилась с нами, прося не забывать ее вторников.
– Ну что, понравилось вам? – спросила madame Tessier, поднимаясь по лестнице. – Они держат себя немного вольно, но в общем милые люди.
И я искренно ответила, что весьма благодарна за такое знакомство и что это все действительно милые люди…
Зашла сегодня к Муратовым. Уходя с вечеринки, мы встретились на лестнице, и они звали зайти, жаловались, что плохо устроились. Я побывала у них – и действительно неудобно и нехорошо. Предложила им переехать в наш пансион, там как раз есть две свободные комнаты, сводила, показала, поторговались с мадамой и упросили ее отдать комнаты именно им, а не другому семейству, которое тоже имелось в виду. Они были очень довольны, я тоже: оказать услугу таким людям считаю за честь и очень рада, что теперь у меня в пансионе есть такое симпатичное знакомство.
Сегодня утром получила от него визитную карточку –
Е. Lencelet.
Interne en médecine des hôpitaux195
.А его почерком внизу написано: sera à Boucicaut jeudi vers quatre heures, si ce jour vous agrée196
.«Si ce jour vous agrée!» – да будь y меня хоть тысяча дел – все брошу и пойду!