Дневники русской женщины

Я не могу ничем заниматься; работа утомляет меня, а книги читаю машинально. От всего можно уйти в книги, забыться, – прежде я всегда так и делала; но теперь при всем желании никак невозможно: научные книги только напоминают мне, что я «на волоске», и вместо того, чтобы размышлять или резюмировать прочитанное, – невольно руки опускаются с книгой, а в голову опять лезет вопрос: что же? чем же кончится? какой же ответ я получу?.. Бросишь книгу, закроешь глаза, схватишься обеими руками за голову – и сидишь так где-нибудь, стараясь прогнать от себя эти мысли…

Неизвестность – хуже всего. Если бы я получила ответ, то каков бы он ни был – все-таки было бы лучше; я знала бы по крайней мере, что мне делать, куда ехать. А теперь – ничего.

Всего двенадцать дней как я здесь, а мне кажется, что двенадцать недель. Мучительно медленно тянутся дни, один за другим, не торопясь; они точно сговорились идти как можно медленнее…

Мне хотелось бы уехать куда-нибудь, в особенности на 15-е число. Но я уже получила отказ в моей просьбе: совершеннолетие старшей дочери в некотором роде составляет событие, которое нельзя оставить пройти незаметно, и к тому же большой праздник. А мне, право, не до обедов и гостей, которые придут в силу раз установившегося обычая… Я убежала бы на край света, если бы это было возможно!.. И очень жаль, что у меня крепкие нервы: если бы я заболела на все это время – было бы гораздо лучше: лежала бы себе преспокойно, за мной ухаживали бы, и время прошло бы быстро и незаметно.

Скорее бы… конец. Каков бы он ни был!

У меня не хватит мужества прочесть ответа в случае получения. Чувствую, что не могу… Пусть уж лучше сестры.

14 августа.

– Вы живете рассудком и страстью, – сказал мне сегодня случайно встретившийся в соборе за всенощной офицер, с которым мы познакомились во время нашей поездки по Волге.

– Я заметил, что вы совсем не живете душевною жизнью, а между тем это необходимо. Не принимайте слова «страсть» вместо любви, нет, ведь его можно применять ко многому. В вас сейчас видна страсть… – Конечно, он подразумевал под этим словом мою живость, вспыльчивость; он сказал бы вернее: страстность.

– Если я живу рассудком, то это даже лучше: жизнь того требует, – возразила я.

– Нет; вы не правы. Живите сердцем; относитесь душевнее к людям, и вам сразу станет лучше, и вы будете спокойнее. Вот тогда, на пароходе, я заметил, что между вами, сестрами, нет той задушевности, которая должна была бы быть.

– Но, однако, мы все живем вместе как одна; мы всегда стоим друг за друга…

– Все это прекрасно; тем не менее между вами нет именно задушевности, которая сейчас же высказывается в обращении. Относитесь друг к другу сердечнее – это даже должно, потому что вы близки между собой.

А ведь он совершенно прав, подумала я: мы вовсе не относимся друг к другу нежно и сердечно. Мы не привыкли к этому; да сестры и не любят. А сколько раз хотелось мне обратиться к ним так, как советовал Былеев! И всегда меня останавливали то суровым: «что за нежности», то насмешкой, то прямо нежеланием… Замечание офицера было до такой степени верно, он так тонко подметил оттенки нашего обращения, что я ничего даже не ответила ему.

– Вот примите мой совет, – продолжал он, – верьте, что я говорю справедливо. Вы живете только умом; а между тем вы живете с людьми – полюбите их.

– Но я и так люблю людей; я отношусь и стараюсь относиться к ним вообще хорошо, – ответила я.

– Это вы делаете опять-таки рассудочно: вы дошли до этого умом, а надо дойти сердцем; так, чтобы вы действительно любили людей, думали о них больше… Еще я тогда же заметил, что вы скупы.

– Это каким же образом? – засмеялась я.

– Помните, на пароходе ваш слуга подал счет, и я заметил, что, расплачиваясь, вы мало дали ему на чай: он не поблагодарил вас. А между тем вы должны бы были подумать, что он – человек бедный, что он этим живет.

– А, так поэтому? – вскликнула я, немного озадаченная такой тонкой наблюдательностью. – Не спорю, конечно, что, должно быть, я мало дала, но только потому, что я, право, об этом не думала; давать мало нехорошо с моей стороны; но все-таки я могу сказать в свое оправдание, что поступила вовсе не из какого-либо расчета.

– Допустим; но из этого видно, что вы не думали об этом человеке, о его бедности, о том, что ему, быть может, нужны деньги.

– Я не хочу спорить с вами; вы можете иметь мнение обо мне какое хотите. Сама же я могу сказать о себе только одно: я отношусь к деньгам довольно равнодушно; конечно, меня нельзя назвать доброй, но нельзя также назвать и скупой, – а так себе, как огромное большинство: серединка на половинке.

– Да, серединка… – задумчиво повторил Былеев. – Но опять повторяю: относитесь к людям сердечнее, с большим участием. Верьте, от этого вам будет гораздо лучше, вы даже здоровее сделаетесь, поправитесь, а то вы теперь такая худенькая, выглядите совсем девочкой.

– Ну, едва ли от этого я могу сделаться толще, – улыбнулась я.

– Нет, кроме шуток; это превосходный рецепт. Живите сердечною жизнью; полюбите кого-нибудь…