Дневники русской женщины

Заседание Комитета грамотности, на котором я была, было очень бурное: все время были прения. Разбирался вопрос об ассигновке 2000 руб. ежегодно на предпринятое комитетом статистическое исследование положения школьного дела в России. Нашелся один оппонент, недавно вступивший в члены Комитета, который доказывал, что подобная трата денег совершенно излишняя, что у Комитета грамотности есть более прямые задачи – это грамотность. Из всего собрания нашелся только один, который возразил этому ярому стороннику исключительно грамотности настолько дельно и метко, что его приветствовали громкими аплодисментами. В зале была масса публики, преимущественно из учащейся молодежи – студентов всех заведений и нас тоже со всевозможных курсов; замечательно, что среди студентов я не встретила ни одного мундира лицеиста или правоведа, или вообще изящно одетого студента: молодежь была в стареньких мундирах, у иных даже рубашки простые и волосы лохматые и вообще внешность непривлекательная, но с какою жадностью прислушивались они к каждому слову каждой речи! Какое напряженное внимание читалось на их лицах, в их глазах! Как жарко они аплодировали удачным возражениям, хорошей речи или докладу!

Да, в этой зале делалось хорошее дело… неотложная, необходимая работа. И мои убеждения здесь, в столице, получают все более и более подтверждений de facto. В настоящее время, при таком положении вещей, наиболее симпатичная и, главное, плодотворная, необходимая деятельность в деревне, в селе, в городе – для народа. И теперь я вижу, что это на самом деле так.

28 ноября

За последнее время я замечаю, что некоторые вещи на меня производят сильное впечатление… Я даже не ожидала ничего подобного… Я прочла недавно статью Семевского в сборнике для самообразования по крестьянскому вопросу, и так как я по этому предмету еще ничего не читала, то была так поражена, мне вдруг с такою поразительной ясностью представилась картина «сыновней несправедливости», как называю я крепостное право, что я, как уничтоженная, бросилась на постель и долго не могла заснуть, чувствуя сильное возбуждение. Мне хотелось сейчас же идти к народу, сделать для него, хоть что-нибудь сделать… Я чувствовала, что на мне точно долг какой-то лежит по отношению к несчастному, веками угнетенному народу, которому, наконец-то, дали свободу… Да, за то, что он был веками угнетен, закрепощен, за эту возмутительную несправедливость – какая только могла существовать – все должны послужить ему теперь, в свою очередь…

29 ноября